Маяк (СИ)

Но и не писать тебе эти письма я не могу. Что-то толкает меня на это. Возможно, сны, которые я вижу каждую ночь. В них восстают картины прошлого и всевозможные фантазии, общим знаменателем которых служишь Ты. Например, этой ночью мне приснилось, что мы стоим, обнявшись, как первейшие любовники на Земле, в ладье, плывущей в пространстве, полном звёзд и неведомых протуберанцев, пляшущих вокруг наподобие волн при жестоком шторме северных морей. Но ладья плывёт размеренно; звёздные ветра надувают её парус, и она стремится вперёд, в неизвестные дали... И плевать, что ждёт впереди, ведь ты рядом, в моих объятиях. Странные крылатые создания парят над и под нами, взмахи их крыльев смешны в том месте, где априори нет воздуха. Кажется, они что-то говорят. Шепчут слова на неведомом языке; это напоминает молитву какому-то неведомому божеству. Впереди разверзается бездна, ладья проносится над ней невредимой, но чудовищной силой твоё хрупкое тело вырывает из моих объятий, и ты исчезаешь в глубинах, что чернее самой чёрной ночи. Я кричу, и слышу, как крылатые твари хохочут, отставая от ладьи, и кружа над провалом, столь внезапно и фатально возникшим в пространстве...

И так почти каждую ночь. Как бы ни был хорош сон, какие бы приятные события в нём не разворачивались - в конце ты обязательно исчезаешь. Падаешь в бездну, уходишь под землю, возносишься в вязкую кашу облаков, просто растворяешься в воздухе - и так многие десятки раз. Всё это начинает тревожить меня всё сильнее и сильнее. Чёрная бездна - чернявый Уиксли. Ууу!

Нет, неправильно. Это твой выбор, ты сделала его вполне осознанно - и я сам осознаю, что по многим пунктам уступаю твоему молодому художнику. Но сны... И маяк, на свет которого я уже привык смотреть каждую ночь. Какая-то связь, есть какая-то связь...

Но я написал тебе не чтобы рассказать о снах и унизительно пожаловаться на своё состояние. Хочу рассказать о своём визите к доктору Бладу.

13 числа я опять наплевал на свою работу, и к полудню оказался у дома 23 на Стивенсон-стрит. Трёхэтажный особняк, исполненный в типичном для середины прошлого века стиле, наталкивал на мысль, что его хозяин - далеко не дурак, к тому же, использующий свои способности для устройства своего быта. Недалеко от дверей был припаркован блестящий новенький "Форд". Окна третьего этажа были зарешечены, и было видно, что изнутри они закрыты плотными белыми шторами. На первом этаже окна отсутствовали вовсе, исключая подвальные, расположенные у самой земли. Окна второго этажа были самыми обыкновенными. Массивная дубовая дверь была украшена табличкой "Д-р Генри Дж. Блад". Я позвонил.

Спустя некоторое время послышался звук шагов, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина, которому можно было дать около шестидесяти лет. Он был высокий, худощавый, с ярко выраженным кадыком и густыми седыми усами. Очки в золотой оправе скрывали серые глаза, смотревшие с таким милосердием, будто принадлежали одному из тех миссионеров, что искренни в своей вере и полны истинной благодати. Череп был лыс, местами на нём проступали старческие сине-зелёные пятна. Одет мужчина был в дорогой костюм кремового цвета.

"Доктор Блад?" - спросил я.

"А вы разве не помните? Да, это я. Доктор Генри Джордж Блад. Я вас помню очень хорошо, Эверетт Бутман, - ответил мужчина. - Проходите, пожалуйста, я ждал вас".

Я прошёл в прихожую, и после, следуя за доктором Бладом, поднялся по лестнице на второй этаж, где мы расположились в его просторном рабочем кабинете.

Доктор разлил нам виски; после того, как оно было пригублено, закурил дорогую сигару, предложил мне, и, когда я сделал пару затяжек, наконец разорвал ставшее напряжённым молчание и заговорил.

"Я хорошо помню ваши произведения. Хотя я человек науки и далёк от всех этих мистических идей, ваши книги смогли зародить интерес и во мне. Более того, порой я испытывал воистину сверхъестественный ужас, читая о вещах действительно Неименуемых. "Глубинный голос", "Черви извне", "Нисхождение в синюю мглу" - одни названия способны бросить в дрожь, а если вчитаться... Жаль, что вы прекратили писать. Знаю, после того, что вы пережили, это сложно. И всё таки..."