Маяковский. Самоубийство, которого не было

В заключение вот этих очень предварительных соображений, потому что, я думаю, при ответах на вопросы мы проговорим больше и важней, я вспомнил бы один очень тоже не корпоративный и очень, к сожалению, нетоварищеский шаг. Я вспомнил бы некролог Ходасевича, которым Ходасевич Маяковского проводил. Наверное, я буду не прав, сказав, что самое точное определение Ходасевича дал в свое время Максим Горький – «человек, всю жизнь проходивший с несессером, делая вид, что это чемодан». Это очень похоже на правду. Я думаю, что предположение, будто Ходасевич был прототипом горьковского Самгина, нуждается еще в обоснованиях. Давняя моя идея, может, я ее сумею доказать, может, нет. Но мне кажется, что это именно он – человек, умудряющийся всегда сохранять лицо. Я думаю, что Ходасевич, при всех своих чертах замечательного поэта, страдает от той же игромании, что и Маяковский, от того же сознания своей неуместности и, кстати, по воспоминаниям Пастернака, во время всех своих встреч с Маяковским они немедленно принимались играть в орлянку вместо того, чтобы дискутировать о поэзии.

Надо сказать, что Ходасевич в этом своем мемуаре-некрологе в значительной степени погрешил против собственной, такой непогрешимой литературной репутации. Мы привыкли, что Ходасевич всегда умнее всех своих современников, ведь когда мы перечитываем «Некрополь», наше первое ощущение: «Какие они все были дураки и дети!» И этот Брюсов, и эта Рената, и этот Белый, и все эти Алексеи Толстые, и даже Гершензон – все они в сравнении с автором глуповаты.

А про Маяковского он вообще не нашел других слов, кроме как сказать: «Пятнадцать лет – лошадиный век». Но вот я боюсь, что именно эта злоба Ходасевича против Маяковского – это очень точное доказательство. Ходасевич ведь прекрасно понимает, кто он и кто Маяковский, он понимает, что человек, написавший «Хорошее отношение к лошадям» или то же «Про это», или даже «Разговор с товарищем Лениным», просто по энергии стиха, просто по невероятной чистоте и оригинальности своих приемов, безусловно, себя в литературу уже вписал, а что там будет с автором «Европейской ночи» – это на тот момент еще вопрос. Хотя, безусловно, Ходасевич – поэт первого ряда. И сейчас не нужно меня упрекать в недооценке его великого дара, хотя для меня лично это самая проблематичная фигура русского Серебряного века, поэт чрезвычайно вторичный и, чего уж там говорить, слабый на фоне великих. Но как бы мы к нему ни относились, все-таки надо понимать и то, что сама злоба, которую вызывает Маяковский, – это свидетельство величия. Плохую вещь так сильно ненавидеть не будут.

Разумеется, верно и то, что он по преимуществу риторик, что он поэт риторический, что он поэт приема, что в любви к Владимиру Ильичу Ленину и Лиличке он объясняется более-менее одними же и теми же словами и одними и теми же приемами, но зато уж в ненависти он бесконечно убедителен и разнообразен. А ненависть нам сейчас, пожалуй, нужней.

Вот на этой оптимистической ноте я бы перешел к вопросам и ответам.

Вопросы

– В чем главное различие между мужчиной и женщиной?

Как говорят в школе в таких случаях, вопрос не по теме. Но если говорить применительно к теме, мне кажется, женщины очень любят стабильность и уют, а мужчине в какой-то момент надоедает. Вот это главная проблема. Физиологические различия здесь уже, к сожалению, вторичны.

Понимаете, установился такой образ Лили, может быть, с легкой руки Ваксберга, может быть, с легкой руки Катаняна, – такая Лиля, которая вечно тянет Маяка к каким-то новым свершениям, не дает ему омещаниться, нахлестывает его. Это, безусловно, так. Женщина она исключительная, и ее воспитательная роль в его судьбе огромна, ведь тот Маяковский, который попал в руки Бриков, – это весьма неотесанный малый, дурно одетый, с плохими зубами, совершенно не следящий за собой, а Маяковский год спустя – это уже франт с прекрасно изданными книгами, с хорошо организованными концертами и с семьей. Семьи никогда не было, и вот она завелась.

Но при этом не будем забывать вот чего: ведь именно Лиля написала когда-то Маяковскому вот это знаменитое письмо: «Я сейчас очень хочу с тобой пожить. Неужели ты бы не хотел пожить со мной в хорошей квартире, полежать после ванной на чистых простынях?» Вот это Лиля – противница мещанства. Она была противницей мещанства, только когда ей нужно было оправдывать свой промискуитет. Во всех остальных отношениях она очень любила как раз и уют, и хорошие чулки, и серенькую машину «реношку», а вот Маяковскому, к сожалению, всего этого было мало. Поэтому, видимо, мужчина – это то, что противостоит уюту, рушит его каким-то образом.

Я понимаю, что найдется очень много желающих подверстать под это какие-нибудь собственные пороки, например, бегая изменять, такой мужчина будет говорить, что он – противник мещанского уюта. Ну, если он при этом будет писать как Маяковский, я думаю, это простительно.

– Расскажите же про Лилю Брик.