Пройдя во двор, Шумилов быстро сориентировался в обстановке: Карабчевский довольно точно описал расположение объектов, так или иначе связанных с делом Мироновича. Прямо через двор был подъезд, в котором находилась ссудная касса; налево находился ледник, возле которого Миронович обычно ставил свой шарабан; направо, соответственно, дворницкая. Сейчас возле нее рядком были выставлены метлы. Буквально в пяти шагах от двери в дворницкую разместился точильщик ножей, подле него стояла стайка ребятишек, зачарованно наблюдавшая за сыпавшими из-под камня искрами.
— Дядя Никифор, а как же вам искры руки не обжигают? — недоумевал кто-то из мальчишек.
Шумилов быстро прошагал мимо и толкнул дверь дворницкой.
— Здорово, братцы! — поприветствовал он с порога двух весьма мрачного вида мужчин, о чем-то перед тем раздраженно говоривших. При появлении постороннего они моментально осеклись. — Чегой-то вы невеселы, как я погляжу! Кто старший?
— Анисим Щеткин, — представился один, встав навытяжку, — старший дворник.
— «Пчелу» читаете, братцы? Эразма Иноземцева знаете?
В ответ повисло мрачное молчание. Шумилов, не подавая вида, будто заметил недружелюбие дворников, бодро прошагал мимо Щеткина и выглянул в слепое окошко. Цели никакой он не преследовал и ничего особенного увидеть не собирался: просто создавал образ уверенного в себе пшюта. Шумилов не раз убеждался в том, что перед нахалами такого сорта простые люди совершенно терялись и переставали критично оценивать ситуацию.
— Писать буду о вас, — продолжал Шумилов. — Вы будете героями моего очерка. Тебя как звать, братец? — обратился он ко второму дворнику.
— Варфоломей Мейкулло, — мужичонка был тщедушен и имел весьма болезненный вид, являя собой полную противоположность бодряку Щеткину.
Шумилов еще раз прошелся по дворницкой, уселся на сундук подле стола, забросил ногу на ногу, откинулся спиной к стене.
— Ну-с, и кто из вас работал в ночь, когда Сару убили? — спросил он строго.
— Знаете что, барин, — Анисим почесал в голове. — Вы уж извините нас, но нам работать надобно-с. А разговоры разговаривать недосуг. Вы лучше б в часть обратились, к полиции, значит.
Он развернулся к двери, давая понять, что беседа окончена, но Шумилов не дал себя сбить с выбранной линии поведения.
— Не спеши, Анисим. Пойдешь, когда я скажу! Присядь-ка к столу!
Щёткин, должно быть, оторопел от такой наглости, но перечить не осмелился. Шумилов держался барином, да и выглядел как человек важный, в дорогом велюровом пиджаке и тонкой полотняной рубашке из французского магазина. Поэтому дворник сел подле стола и исподлобья уставился на нежданного визитера.
— Читать, небось, умеешь, Анисим? — продолжал между тем Шумилов. — Знаешь, каких дураков из вас сделали? Во всех газетах написали: пьяные, дескать, дворники были, ворот не сторожили, убийцу не углядели. А от кого все эти разговоры пошли, как думаешь?
— Кто ж его знает, от кого… Не пойму я вас, барин, к чему вы клоните?
— Сейчас поймешь, коль не дурак, а коль дурак, то не поймешь никогда. Ты вот что мне лучше скажи, Анисим, душа-человек, а другие дворники пьют? Ворота всегда закрывают?
— Про других не знаю, вы у них сами спросите, — буркнул Щеткин.
— Ой ли, Анисим! Прекрасно знаешь, что и пьют, и ворота порой не закрывают. А вот тебе другой вопрос: коли б не было пьянки у вас в тот день, как думаешь, убили бы Сарру?
— Я-то почем знать могу? — дворник даже отшатнулся, перепуганный вопросом. — Я не убийца, меня спрашивать не надо.
— Я не говорю, что ты убийца. Я тебе говорю, что сидели бы вы тут на насесте тверезые, а убийца все равно бы в кассу проник и дело свое сделал. В том, что Сарра погибла, вины вашей нет.
— Однозначно нет! — подал голос молчавший до того Врафоломей. Ему явно понравился ход мысли «репортёра».
— Вот коллега твой меня понимает. Но полиция все на вас валит, будто по вашему недогляду дело такое случилось. И все это газетчикам наговорила. Ведь все сплетни от полиции идут, скажешь нет? Я-то знаю, ты со мной не спорь! — напирал Шумилов. — Поэтому ты в полицию меня не посылай, я тамошнего брата знаю… Я хочу репортаж написать, чтоб все поняли, что с вашей стороны никакой вины нет, всякий человек имеет право именины собственные отпраздновать. Тем более что праздновать вы сели уже под вечер, так?
— Однозначно-о-о, — протянул Варфоломей и сделал рукой такой жест, как будто что-то отрубил. — Все правильно-о говорите, господин репортёр!
Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлек портмоне. Это была вещь, которую не стыдно было продемонстрировать и в высшем обществе: крокодиловой кожи, с изящными латунными уголками, множеством хитрых отделений, другими словами — это было достойное хранилище больших денег.
Дворники зачарованно смотрели на это чудо в руках визитера и на то, как в его руках появилась пятирублевая ассигнация. Зажав ее между пальцами, Шумилов обратился к Щёткину:
— Ну что, Анисим, может, пошлем Варфоломея за штофом и фунтом севрюжки?
— Тык я метнусь! — Варфоломей даже подскочил с места, демонстрируя готовность мчаться бегом.