Читаем Майя полностью

На следующий день она вышла покормить кур, и Байуб-Оталь, пользуясь тем, что поблизости никого не было, объяснил ей, что сейчас Зан-Кереля нельзя волновать, и посоветовал держаться от него подальше. Майя согласно кивнула и холодно, в почтительных выражениях извинилась за недавнюю несдержанность и за оскорбление своего законного повелителя. Байуб-Оталь отвесил учтивый поклон и удалился.

Вдобавок с чисто женским упрямством Майя считала, что ни в коем случае не должна делать первый шаг к примирению. Если Зан-Керель захочет с ней поговорить, она согласится, но сама не станет искать случая для объяснений.

И все же в глубине Майиной души жила смутная надежда, как неясное свечение в водах Тихого океана, называемое полинезийцами «те лапа», с помощью которого мореплаватели определяют путь к суше в безбрежном темном пространстве. Разум мужчины подчиняется строгому порядку, пусть и не всегда успешно; а разум женщины – микрокосм, управляемый древними первозданными инстинктами, во власти которых смена времен года, движение звезд, пути ветров и перелетных птиц. Майя, не догадываясь об этом, подспудно понимала, что творится в душе Зан-Кереля, хотя сам он этого не осознавал: его гнев таил в себе неудержимое, бессознательное желание и неизгладимые воспоминания о том, что в Мельвда-Райне он наконец-то встретил девушку, во всем равную ему самому, которая странным образом дополняла его; любовь к ней стала великой честью, а не пустой прихотью. Боги избрали Майю спутницей его жизни, однако он страшился этого, предпринял все возможное, чтобы сейчас не подпускать ее к себе, и скрывал свои чувства от себя самого. Все это Майя замечала мельком, неосознанно – так перелетная птица, измученная бурями и ураганами, различает сквозь пелену грозовых туч неясные очертания Ориона или Южного Креста.

Клестида, конечно же, заметила мучения несчастных влюбленных, но не приставала к Майе с расспросами и, не догадываясь об истинной подоплеке, считала, что чем скорее Зан-Керель выздоровеет, тем быстрее они помирятся, а потому относилась к обоим с заботливым участием.

Дней через пять Зан-Керель оправился; смышленый и бойкий нрав (именно за это юношу приблизил к себе король Карнат) не позволял ему сидеть без дела. Он занялся изготовлением оружия и живо соорудил три лука и несколько десятков стрел, хоть и без железных наконечников, но остро заточенных и закаленных в огне так, что они без труда могли пронзить плоть, не защищенную кожаным доспехом. После этого он сделал три деревянных копья.

– Все лучше, чем ничего, – объяснил он Анда-Нокомису. – А потом, может, кинжалы раздобудем.

Спустя несколько дней Зан-Керель решил разведать местность за пределами усадьбы и уговорил Зирека пойти с ним.

– Вдвоем сподручнее, – сказал он Байуб-Оталю. – А вы здесь оставайтесь, субанскому бану незачем по лесам шастать.

Байуб-Оталь с улыбкой согласился, но попросил катрийца не изнурять себя дальними походами. Майя, развешивая белье во дворе, подслушала их разговор, и поняла, что Зан-Кереля ничто не остановит.

Зан-Керель и Зирек вернулись к вечеру, когда Майя с Клестидой занялись починкой одежды. Пока усталых разведчиков кормили ужином, Майя тихонько сидела в уголке, не поднимая глаз.

– Анда-Нокомис, вы были правы, – заявил Зан-Керель. – Отсюда до Жергена всего лиги четыре.

– Надеюсь, вы сегодня так далеко не ходили, – улыбнулся Байуб-Оталь.

– Я бы рад, только в лиге отсюда до самого северного берега Жергена тянется дремучий лес Пурн. Глухая чаща служит естественной границей между Бекланской провинцией и Лапаном.

– Даже если мы выйдем к Жергену, без лодки не обойтись, – заметил Байуб-Оталь. – А как далеко простирается лес по берегу?

– Говорят, он с одной стороны примыкает к Икетскому тракту, а с другой – к Хёрл-Белишбанскому, – ответил Зан-Керель. – Понятно, что от дорог следует держаться подальше.

– Да, на Икетский тракт лучше не выходить, – кивнул Байуб-Оталь. – Там наверняка войска Кембри. А вот Хёрл-Белишбанский тракт…

– На нем тоже неприятностей не оберешься, – вздохнул Зан-Керель. – Правда, Зирек?

– Нет, туда мы не дойдем, – ответил коробейник. – До него лиг семь, повсюду банды разбойников, а еще река…

– Какая река? – спросил Байуб-Оталь. – Жерген?

– Нет, Даулиса, – сказал Зан-Керель. – Она берет исток на горе Крэндор, в крепости, переходит в пороги и водопады, их называют Белыми Девами. Река неширокая, но очень бурная и глубокая. Брода поблизости нет, и перебраться через нее вряд ли удастся. Там без умелого пловца не справиться.

Зирек охнул, Майя не подала виду, что слышит, а Зан-Керель, будто раскаиваясь в своих словах, торопливо продолжил:

– Говорят, что через лес дороги нет. Местные жители туда не ходят, боятся.

– Верно говорят, – подтвердила Клестида. – В Пурне легко потеряться, а еще там хищные звери водятся, так что…

– Вот через Пурн мы и отправимся, – с улыбкой объявил Зан-Керель. – Там нас не отыщут. А как доберемся до Жергена, то пойдем вдоль берега вниз по течению. В семи лигах от того места, где Даулиса впадает в Жерген, есть рыбацкий городок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Бекланская империя

Майя
Майя

Ричард Адамс покорил мир своей первой книгой «Обитатели холмов». Этот роман, поначалу отвергнутый всеми крупными издательствами, полюбился миллионам читателей во всем мире, был дважды экранизирован и занял достойное место в одном ряду с «Маленьким принцем» А. Сент-Экзюпери, «Чайкой по имени Джонатан Ливингстон» Р. Баха, «Вином из одуванчиков» Р. Брэдбери и «Цветами для Элджернона» Д. Киза.За «Обитателями холмов» последовал «Шардик» – роман поистине эпического размаха, причем сам Адамс называл эту книгу самой любимой во всем своем творчестве. Изображенный в «Шардике» мир сравнивали со Средиземьем Дж. Р. Р. Толкина и Нарнией К. С. Льюиса и даже с гомеровской «Одиссеей». Перед нами разворачивалась не просто панорама вымышленного мира, продуманного до мельчайших деталей, с живыми и дышащими героями, но история о поиске человеком бога, о вере и искуплении. А следом за «Шардиком» Адамс написал «Майю» – роман, действие которого происходит в той же Бекланской империи, но примерно десятилетием раньше. Итак, пятнадцатилетнюю Майю продают в рабство; из рыбацкой деревни она попадает в имперскую столицу, с ее величественными дворцами, неисчислимыми соблазнами и опасными, головоломными интригами…Впервые на русском!

Ричард Адамс

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века