Майя

Даже Иммануил Кант, безжалостно разодравший в клочья этот ветхий полог, полагал, тем не менее, что открытая им для новой физики картина «новой метафизики» – четырехмерной априорной гармонии Чистого Разума тоже есть незыблемая твердыня. Хотя именно Кант в рамках новой метафизики дал понятие «вещей для нас и самих по себе», то есть понятийной основы для различения предмета и объекта исследования, а значит наличия кроме познанного физикой объема свойств объекта еще и непознанных, скрытых за метафизической границей. Из этой разницы вскоре родились неевклидовы геометрии и теории относительности. И вообще по мере расширения «физики» ее внешние границы увеличивались в масштабе еще быстрее, превращаясь из гармоничной звездной сферы в скопление туманностей и темных протуберанцев неясной топологии.

Каждому продвижению в область неизведанного, каждому эмпирическому обобщению требовалась своя оригинальная метафизика, чтобы вписаться в полную и стройную, «как учение Маркса», естественнонаучную картину мира, полагаемую единой. Ну не признаваться же, в конце концов для обывателей, особенно облеченных властью, что единая картина давно уже распалась на окруженные плотным туманом островки вокруг физико-химического континента.

Очень наглядным, я бы даже сказал – хрестоматийным примером такой туманной метафизики является космически лучезарная рамка (скорее, даже киот), избранная Львом Гумилевым для популяризации своей теории пассионарности и великолепного эмпирического обобщения, наглядно представленного в виде знаменитой диаграммы фаз развития этносов. Проблема в том, что сегодня эта древнетюркская по смыслу метафизика пережила свое время вместе с прочей научной фантастикой. Все-таки скорость развития научного знания и смены метафизик на ее границах сильно выросла даже за полвека.

Однако, даже памятуя о предшествующих незадачах, нам тоже никуда не деться от построения собственной прикладной метафизики. Только в отличие от Канта и Гумилева, мы уверены в ее непрочности и преходящем значении. Ведь речь идет всего лишь о некоей абстрактной проекции нашей эмпирической модели на область пока непознанного, но уже интуитивно воспринимаемого. Завершив философское отступление, перейдем к минимально необходимой метафизике.

Итак, пытаясь еще плотнее совместить две эмпирических модели – майянскую и русскую, мы вступили на зыбкую почву интуитивных предположений о смысле магического числа 13. При этом половину этого смысла мы, вроде бы, уловили. Повторим для ясности:

При чередовании социальных волн адаптации того или иного сообщества к внешней среде можно насчитать 13 разных «знаков» (9 фаз и 4 узла) между одними теми же фазами такой волны (пик подъема, смена вектора или дно надлома). При этом 4 переходным периодам (узлам) между четвертями Надлома соответствуют «творческие» знаки (Змей, Вода, Тростник, Землетрясение). Например, узел 10/11 российской истории связан с восстанием декабристов в декабре 1825 года. При этом символическое описание майянского знака Змей включает не только созерцательность и внешнее спокойствие, но и непредсказуемость накопленной энергии, внезапное бурное проявление чувств. Чем не общая характеристика «тайных обществ»? А если еще добавить к этому майянский знак Пушкина – Змей в Землетрясении…

Соответствие 4 плюс 16 знаков майя одному природному и четырем историческим циклам мы уже разбирали достаточно подробным. Это соответствие является успешной проекцией майянской модели на нашу русскую модель. Менее надежной получилась обратная проекция из структуры фаз Надлома на структуру цолькина, его 13-дневные группы знаков. Почему менее надежной? Потому что в первой проекции нашлась эмпирическая интерпретация 20 знаков как психологических типов, востребованных в конкретных фазах исторических циклов. А вот для обратной проекции в «цолькин» мы такой проекции базовых элементов «русской модели» не назвали.

Что у нас является элементом гумилевско-булгаковской модели «Подъем-Надлом-Покой», включая по четыре четверти в каждой из больших стадий, и по четыре фазы в каждой четверти? Таким структурным элементом является социальный процесс, объединяющий личности в сообщества, либо сама личность как развивающаяся социально-психологический процесс. Следовательно, чтобы удачно завершить обратную проекцию (из «этногенеза» в «цолькин»), нужно как-то прояснить один вопрос: Что это за социально-психологический процесс, которому соответствует 260-дневный цикл и каждая из 20-ти 13-дневных волн «цолькина»?

Для начала попробуем найти ответ на более простой вопрос: Если такой процесс реально имеет место, то где он протекает, в каком месте? Но чтобы ответить на вопрос «Где?», придется вспоминать и «Когда?».