Читаем Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины полностью

– Да нет, это интересно. Сидеть дома, что ли?! Вот, к примеру, сейчас я была в Японии председателем жюри балетного конкурса. Увидела, как танцует весь мир. Причем танцы все новые, модерны. Я бегала сюда-туда, чтобы посмотреть как можно больше. Так интересно. Представьте себе, кореяночки – стройненькие, с фарфоровыми личиками, по 18 лет. Танцуют все – и «Лебединое озеро», и модерн. Изумительно.


– Где еще, кроме балета, вы могли найти себя?

– Есть такой анекдот. Спрашивают: «Вы играете на скрипке?» – «Нет, не пробовал, но, наверное, играю». Я не пробовала другое. Мне всегда нравилась драма. Поначалу больше, чем балет. Во всяком случае балетом я никогда не увлекалась. Но меня отдали в балет.


Карден и Плисецкая.


«Читая жизнь свою…».


А я интересуюсь всяким искусством. Интересуюсь вообще жизнью. Очень много сейчас читаю. Причем абсолютно несистемно. А уж когда совсем ничего не хочется, люблю пасьянсы раскладывать.


– Майя Михайловна, не могу не спросить, читатели не простят. Как вам удается так прекрасно выглядеть?

– Я как-то случайно напала на собственную байку. И возможно, что так и существует в жизни. Я в жизни получила очень много цветов, роскошных роз. Я за ними ухаживала всегда – подрезала стебли, на следующий день снова подрезала и меняла им воду. При том что я совершенно одинаково за ними ухаживала, проходило два, три дня. Постепенно одна головку повесит, другая, третья. И в конце концов через неделю из всех цветов стояла одна роза. Так же происходит с людьми. Кто-то завял рано, кто-то подольше, как эти розы.


– А в какое время вам было интереснее всего жить? Никогда не хотелось оказаться примой императорского театра?

– Мне было бы интересно родиться в XXIII веке.

18 ноября 2005 г.

Майя Плисецкая: Путин позвонил мне в машину, когда я ехала в театр!

В Москве, в Кремлевском дворце, прошел юбилейный гала-концерт.

Очередь за балетом

И в 80 лет Плисецкая сводит с ума зрителей так, как попсовым звездам и не снилось.

Вечером в минувшее воскресенье в Москве, у Кремлевского дворца, очередь желающих попасть на юбилейный вечер великой балерины растянулась на несколько километров. Несмотря на снег с дождем, народ терпеливо ждал, пока кремлевская охрана пропустит всех через «рамки безопасности». Как у нас всегда случается, работали они не все. Тут же бродили бравые ребята, предлагавшие за мзду провести вне очереди. Кто-то соглашался. Остальной народ вспоминал толпы, стоявшие за водкой в горбачевские безалкогольные времена, или просто шутил. Или злился, когда соседи по очереди случайно наступали на ногу. Но все упорно стояли. И было ради чего.

На кремлевской сцене

Майя Михайловна в своем знаменитом платье от Кардена блистала на сцене. Сначала просто вышла поблагодарить всех, кто пришел к ней на юбилей. Потом знаменитый испанский танцор Хоакин Кортес в конце своего зажигательного выступления вывел Плисецкую на сцену, и они вместе продолжили будоражить зрителей классным фламенко. Народ в зале уже рыдал от восторга. Вдруг Кортес решительно снимает танцевальные ботинки и преподносит их Плисецкой. В качестве подарка. Майя Михайловна не растерялась и, вскинув гордо руки с ботинками горячего испанца, как с самым дорогим подношением на свете, продолжала царить на сцене.

А в финале, конечно же, исполнила свой коронный номер последних лет «Ave Майя». Публика захлебывалась криками «браво». Прославленная балерина подошла к оркестровой яме, к дирижеру: ну что, повторим еще раз? Ну разве тот мог отказать?!


Майя Плисецкая с примой-балериной Большого театра Светланой Захаровой, которая станцевала свою Кармен.


Сам вечер был выстроен не просто в виде балета «Дон Кихот», в котором не раз танцевала сама прима. Это было бы скучно, а Плисецкая не была бы собой, если бы не похулиганила. После классической вариации из «Дон Кихота» на сцену выскочила вдруг группа брейк-данса Da Boogie Crew. Плисецкая заявила: а теперь посмотрите, как должен выглядеть «Дон Кихот» сегодня. И парни стали вытворять на сцене такое, что балетным критикам и в страшном сне не приснится.

Но это были еще не все сюрпризы. Шаолиньские монахи показали невероятное шоу рукопашного боя. Оказалось, Майя Михайловна их просто обожает. Как и танцоров ансамбля песни и пляски имени Александрова, которые с блеском отплясали «Казачью кавалерийскую».


Майя Плисецкая и Родион Щедрин перед началом гала-концерта в Кремлевском дворце. Ноябрь 2005 года.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное