Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины

– Орден «За заслуги перед Отечеством» I степени в России вручают очень редко. Им награждены Борис Ельцин, Жак Ширак, Алексий II, нобелевский лауреат Алфёров…

– Ну что ж, компания знаменитая. Мне приятно.

– Майя Михайловна, а кому ж еще, как не вам, вручать такие ордена?!

Плисецкая засмеялась. И как-то неуверенно произнесла:

– Ну, может быть, политикам…

22 ноября 2005 г.

Родион Щедрин: Я всю жизнь мечтал о «Боярыне Морозовой»

В Москве – мировая премьера оперы о церковном расколе в России.

Телефон в московской квартире Щедрина и Плисецкой в эти дни не замолкает ни на минуту. Но все же «КП» удалось дорваться до автора громкой премьеры.

– Родион Константинович, правда, что вы хотели сделать главным героем сначала протопопа Аввакума, а потом все-таки остановились на боярыне Морозовой?

– Эта идея жгла меня очень давно. Церковный раскол в той России – это конфликт колоссальной мощи и силы. Анафема, которой предали старообрядцев в XVII веке, снята была через 300 с лишним лет, в 1971 году, Синодом Русской православной церкви.

Я уже начинал страницы партитуры писать. И это была история протопопа Аввакума, где фигурировал патриарх Никон, юродивые вокруг него. А потом меня осенило, что это слишком статично будет. Все-таки когда в центре стоит такой сильный женский образ, как Морозова, да и сестра ее, это сразу придаст другую температуру всему замыслу – 39,9, а то и все 40 градусов!

– Мы со школы знаем картину Сурикова, на которой боярыня Морозова – старуха с фанатичным взглядом, в богатой шубе.

– К сожалению, я должен поднять руку на Сурикова. Он великий был художник, но исторической правды не придерживался. Я много копался в литературе, разбираясь в теме церковного раскола в России. Во-первых, Морозовой было 39 лет, а не 70, как у Сурикова.

Знаменитая раскольница с картины художника Сурикова ожила на сцене.

Арестовали ее в час ночи, как это делается всегда в России. Ее сестра, княгиня Урусова, пришла к ней в гости. Когда в дом ворвались стражники, она спряталась в чулане. Ее выволокли оттуда с вопросом: «А ты как веруешь?» Она сказала: «Я, как и моя сестра» – и перекрестилась двумя перстами. Ее тоже арестовали. Их везли в деревянных шейных колодах, скованных цепями. Женщин раздели, били плетьми на снегу, мучили. А Суриков показал богатство Морозовой. Она действительно была самая богатая женщина в России – 8 тысяч крестьянских дворов. А брат ее мужа был наставником царя, сама она являлась царской кравчей. Фамилия Морозовы – одна из самых древних, видных российских. Морозова отказалась идти на свадьбу царя с новой женой. Она по чину должна была сидеть рядом с ним и управлять торжеством. Ее отказ стал последней каплей, переполнившей чашу терпения царя.

– Это ведь вечная российская проблема – быть на вершине власти, богатства, а потом оказаться на дне жизни?

– Она пошла на это из-за веры. У нее было много моментов, чтобы отречься и перекреститься тремя перстами. После премьеры ко мне подошли мои немецкие издатели, приехавшие специально в Москву. Одна женщина, потрясенная судьбой Морозовой, сказала мне тихо по-русски: «Вы знаете, я бы сама тремя перстами перекрестилась, пятью, семью, но только бы спасти сына…» Отречься от сына во имя убеждений, не менять веры своей, как сделала Морозова, – это нужно иметь колоссальную силу характера, души.

Щедрин и Плисецкая вышли на сцену поблагодарить Бориса Тевлина, дирижера камерного хора Московской консерватории, за прекрасное исполнение оперы.

– Настоящая русская боярыня.

– Вот именно. Через ее образ чувствуешь всю нашу ментальность. На Западе спрашивают: что такое русская душа? Так вот она, русская душа.

– А ведь это тоже русская традиция – хоровая опера. Когда нет оркестра, только труба, литавры и ударные.

– Но эти три музыканта – Кирилл Солдатов, Виктор Гришин и Михаил Дунаев – заменили настоящий оркестр. И играли так, что порой сотрясали стены бедной консерватории. Но это уже моя музыкальная «химия».

– А почему вы так редко балуете нас подобными премьерами? Последняя – «Мертвые души» – была в Большом еще в советские времена.