Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины

– Куда зовут, там я и показываю премьеры. Но «Боярыня Морозова» – настолько она наша, национальная, что делать ее надо было обязательно в Москве. Иностранцы могут не понять нашей души. Хотя они уже проявили интерес к ней. Я очень рад, что мировая премьера именно в Москве состоялась. Все было в очень короткие сроки сделано. Я написал либретто, музыку в конце июля. А в конце октября – уже на сцене. А все благодаря тому, что российский оперный продюсерский центр «Классика Вива» работает, как на Западе. Хотя репетиций было мало. Но в итоге все исполнители без исключения проявили себя потрясающе!

Родион Щедрин счастлив: «Боярыня Морозова» удалась!

– Я видел, с какой заразительной страстью аплодировала Майя Михайловна.

Тут Щедрин передает трубку Плисецкой: «Ты вправду была вчера в восторге, Майя?» И смеется:

– Она сейчас сама скажет. Только не хвали меня сильно!

Плисецкая:

– Часто говорят: впечатление такое, что слов нет, как это описать. У меня они всегда есть. А вот вчера впервые мне показалось, что всех слов, которые я знаю, мало. Это та музыка, которая остается в истории. И через сто лет ее будут тоже исполнять.

Репортаж из зала

Плисецкая подпрыгивала от восторга

Охотиться за лишним билетиком меломаны-«классики» стали еще часа за два до открытия Международного фестиваля современной музыки «Московская осень-2006». Не каждый день в столице случаются мировые премьеры, да еще такого композитора, как современный классик Родион Щедрин, который живет сейчас все больше в Мюнхене. Последние его громкие премьеры – оперы «Лолита», «Очарованный странник» – прошли в Стокгольме, Нью-Йорке…

А тут не просто опера, а «Боярыня Морозова» – о кровавом церковном расколе в России. В стране у нас до сих пор около 3 миллионов старообрядцев. Говорят, что среди зрителей были и они.

Когда Родион Щедрин с Майей Плисецкой вошли в Большой зал консерватории, он буквально взорвался аплодисментами. В ответ знаменитая балерина взмахнула бесподобными руками, словно напоминая о своем бессмертном «Лебеде». Рядом с ними сели такие же именитые творческие семейные пары: Борис Мессерер и Белла Ахмадулина, Александра Пахмутова и Николай Добронравов. Из Большого был его главный дирижер Ведерников, а также Черняков, автор новаторской постановки «Онегина», вызвавшей такой гнев Вишневской, что она отказалась отмечать юбилей в родном театре… Кстати, партию протопопа Аввакума в «Боярыне Морозовой» спел как раз австралийский тенор Эндрю Гудвин – Ленский этого скандального спектакля Большого.

После финальных аккордов Щедрину устроили овацию: зал требовал бисов без перерыва минут двадцать. А звездная жена композитора буквально не могла усидеть на месте: балерина даже подпрыгивала, азартно рукоплеща. Автора завалили цветами. Он тут же на сцене раздаривал их всем женщинам – не только солисткам, но и хористкам. И, конечно же, дирижеру Камерного хора Московской консерватории Борису Тевлину, с кем Щедрин дружен и которому, собственно, подарил мировую премьеру «Боярыни Морозовой». Известный дирижер как раз в эти дни отметил свое 75-летие.

1 ноября 2006 г.

Родион Щедрин: В Большом театре убоялись секса

В канун своего 75-летия популярый в мире русский композитор встретился с корреспондентом «КП».

Родион Щедрин с Майей Плисецкой в эти дни просто нарасхват. И обычные-то их приезды в Москву производят фурор, а во время юбилейного фестиваля, организованного Московской филармонией, все просто зашкаливает.

Но для «КП», как всегда, Родион Константинович выкраивает время. И мы сидим, говорим уже часа два, но заглядывает Майя Михайловна и усаживает за стол с шуткой: надо бы растворить плохой холестерин. Родион Константинович, разливая вино по бокалам, вспоминает:

– А знаете, откуда эта фраза? Когда Слава Ростропович ставил мою оперу «Лолита» в Стокгольме, он приходил в театр в полвосьмого утра и уходил глубокой ночью. И говорил: ну что, пошли растворять холестерин! И мы шли в ресторанчик. Он дирижировал 12 спектаклей подряд. Ни на одном месте он так долго не задерживался…

– Больше полугода молчит его виолончель…

– Это невосполнимая потеря. Я до сих пор не понимаю, как так – земля вертится, а Славы нет. Для музыки это просто черная дыра. Он столько давал жизни каждому! Мы осиротели. Он всегда был участлив. Множеству людей помогал.

– Вы ведь для него тоже писали?