Читаем Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины полностью

– На фестивале прозвучит «Парабола» – концертная притча для виолончели с оркестром, ему посвященная. Моя виолончельная соната, концерт ему подарены. Слава дирижировал в 2005 году «Гамлет-балладу» – мое сочинение для тысячи виолончелей. Тогда я сказал: вот, мол, рекорд – 1167 виолончелей играют в концерте. «Нет, было 1168, – поправил Слава. – Я ведь тоже виолончелист, хотя и дирижировал». Это была моя последняя премьера под его рукой.


– Как удалось собрать на юбилейный фестиваль такое созвездие: Гергиев, Башмет, Темирканов, Плетнёв, Федосеев, Мацуев?

– Не буду кокетничать. Конечно, я радуюсь, что юбилей для моих коллег-музыкантов не прошел незамеченным. Но это заслуга дирижеров и директора Московской филармонии Алексея Алексеевича Шалашова – организатора фестиваля.


– Похоже, вас уже в живые классики записали? Одна из музшкол Москвы названа вашим именем.

– Когда мне говорят, что я живой классик, я отвечаю: «Больше всего радует первое – что живой. А потом уже классик». Хотя вот на днях в Малом зале консерватории классиком себя немножко почувствовал – студенты кафедры Сергея Доренского исполняли мои фортепьянные сочинения. Уровень игры был просто поразительный. В наше время так не играли. То, что обычно исполняют по нотам, они играли наизусть. Майя была просто поражена.


– Вас считают едва ли не последним романтиком из выдающихся русских композиторов. Где же новые Прокофьевы, Шостаковичи?

– Есть талантливые люди. Есть. Но время, которое сейчас на дворе, не способствует: это время сплошной коммерциализации. Раньше государство было спонсором. Сейчас композитор сам должен деньги искать. Получив идеологическую свободу, он попал в финансовую кабалу. И в свободном западном мире при очевиднейшей одаренности непросто прорваться.


– Время великих безвозвратно ушло?

– Знаменитый французский композитор Оливье Мессиан сказал: «Музыка всегда ждет нового гения». Но композитору, помимо таланта, нужны еще удача, счастливый случай. Артуро Тосканини – выдающийся итальянский дирижер – играл в оркестре на виолончели. Заболел дирижер. Отменять спектакль? «Да нет, – говорят. – Вон сидит Тосканини, пускай попробует». У многих великих исполнителей все начиналось со счастливого случая. Майя успешно снялась в «Бахчисарайском фонтане», потому что Алла Шелест попала в автокатастрофу, ей ветровое стекло разрезало лицо. Несчастный случай для одного становится счастливым для другого. В искусстве без этого не обойтись.


– Родион Константинович, вы ведь едва не стали композитором-песенником? «Не кочегары мы, не плотники…» на слуху до сих пор.

– При советской власти деньги можно было заработать только киномузыкой. Я получил за оперу «Мертвые души» – гигантскую работу – 80 тысяч рублей. Они все ушли на банкет в «Интуристе», который устроил я для всех участников – 550 человек. На серьезную музыку было не прожить. Шостакович же не зря написал музыку почти к 40 фильмам. Наша кооперативная квартира куплена на гонорары за киномузыку, машина, дача – тоже. Причем если фильм был успешным, как «Высота», «Коммунист», «Нормандия – Неман» или «А если это любовь?», то фильму присваивали первую категорию. Тогда ты получал еще больше. Когда вокруг запели «Не кочегары мы, не плотники…», стали платить авторские.


Майя Плисецкая и Родион Щедрин. 1971 г.


– И до сих пор идут?

– Идут…

Майя Михайловна, прислонившись к плечу Щедрина, засмеялась: «А мы пенсию вчера получили – 18 тысяч рублей на двоих…»


– Но вас никто не заставлял писать эту музыку?

– Это была мечта любого композитора – получить заказ.


– А как вам та музыка, что звучит сегодня в наших сериалах, фильмах?

– Это «консервная» музыка, которую производят на компьютерах, на синтезаторах из экономии. Ее невозможно слушать. Просто уши вянут. Пожалуй, единственное исключение – «Мастер и Маргарита», в котором написанная Корнелюком попсовая музыка смоделирована на классических образцах. И это точно совпадает со зрительным рядом.


– Говорят, что композитора-киношника коллеги и композитором не считают.

– У нас для кино писали музыку и Прокофьев, и Шостакович, и Шнитке. Это не считалось зазорным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное