Читаем Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины полностью

– У меня была очень сильная депрессия. Настоящая. Причина – усталость. Психолог Владимир Леви мне сильно помог. Я ему бесконечно признателен. Он меня просто поднял. Он мне сказал: «Лучшие свои сочинения вы еще напишете». А мне казалось, что я уже вообще ничего не могу написать. Это был 1979 год. Я до сих пор каждый день следую его советам.


– Например?

– Я пришел домой и переоделся во все домашнее. Даже если мне через три минуты уходить. И потом опять надеваю партикулярное. Это помогает мне. Он меня вытащил из этой депрессии. Приходил каждый день. Абсолютно бессребрено.

Майя Плисецкая:

– Он пришел к нам домой: можно я похожу, посмотрю. И говорит: «Вот это уберите…» А это был портрет Стравинского, который он мне подарил. С дружественной подписью. В Голливуде.


– И вы убрали?

Щедрин:

– Майя его отдала в Бахрушинский музей.


– В наступающем 2008 году у вас золотая свадьба?

– 2 октября.


– Родион Константинович, а помните первое признание Майе Михайловне в своих чувствах?

– Я просто помню, что я тогда написал музыку к фильму «Высота» и на гонорар купил себе «Победу». Даже номер помню – 74–44. Я ждал Майю у подъезда Большого театра, она меня пригласила на «Спартак». Мы уже были знакомы. Она выбежала в белой накидке, еще в гриме. Абсолютно ослепительная. Рыжеволосая, с огромными серо-зелеными глазами. Устоять было трудно.

Когда мы жили на даче в Снегирях, нам помогал по строительству некто Леша Леденев – славный русский парень. Он как выпивал хоть сто граммов, бил свою жену за то, что она отдалась ему в первый же вечер. Я Майю за это не бью.

Тут Плисецкая и Щедрин озорно засмеялись. И стало понятно, что они так же молоды и счастливы, как и много лет назад. Так же трепетно и восхищенно относятся друг к другу. Просто одно целое… Сама Плисецкая пишет в своей книге, что ее брат шутил: «Щедрину за Майю надо давать Героя Советского Союза!»

Им можно давно почивать на лаврах. А у них главный предмет – что в московской квартире, что в мюнхенской, что в литовском доме – открытый чемодан. И жажда жизни, жажда творить такая, что молодым остается только завидовать. Плисецкая не пропускает ни одного концерта Щедрина. Сидит каждый раз не шелохнувшись, словно впервые слышит его музыку. У них даже есть свой ритуал. Как только смолкает оркестр, Майя Михайловна тут же взмахивает вверх своей лебединой рукой, давая мужу понять: музыка опять удалась!


14 декабря 2007 г.


Увидев Плисецкую, Щедрин не смог устоять.


Родион Щедрин порезал «Анну Каренину»

В эти декабрьские дни москвичи буквально осаждали Большой зал консерватории, где проходил музыкальный фестиваль, посвященный 75-летию композитора.

Каждый вечер в самом престижном музыкальном зале столицы выступали, сменяя друг друга, оркестры Михаила Плетнёва и Владимира Федосеева, король альта Юрий Башмет, самый популярный российский пианист Денис Мацуев, камерный хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина… Из Германии специально прилетел известный виолончелист Давид Герингас. А открывал фестиваль хоровой оперой «Очарованный странник» (Лесков – любимый писатель Родиона Константиновича) Валерий Гергиев с оркестром и хором Мариинского театра…


Вся музыкальная транскрипция точно, до ноты, была выписана шоколадом.



Разрезать съедобную музыкальную партитуру к балету «Анна Каренина» Щедрин взялся сам.


Слева направо: Андрис Лиепа, Михаил Плетнёв, главный виновник торжества Родион Щедрин и Майя Плисецкая.


Юбиляр с Ириной Шостакович – вдовой великого композитора.


Почти целую неделю музыкальная Москва пировала. Ведь какие бы произведения Родиона Щедрина ни звучали – хоровая опера «Боярыня Морозова», романтичная музыка к балету «Анна Каренина», «Старинная музыка русских провинциальных цирков» или концерт для фортепьяно с оркестром, это всегда истинный музыкальный пир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное