И покрепче прижалась щекой к моему плечу. Я обнял ее и сказал на ухо, к некоторому своему удивлению:
– Линда, ты бы вышла за меня замуж?
Честно говоря, я уже пару дней хотел ее об этом спросить, но все никак не мог выбрать подходящего момента. А теперь вот неожиданно сорвалось с языка – о чем я нисколечко не жалел.
Она приподнялась на локте, уставилась на меня изумленно:
– Ты серьезно?
– Совершенно, – сказал я. – Веришь ты или нет, впервые в жизни девушке такое говорю. Линда, я не мальчик, женщины были, что уж там. Но дело даже не в том, что нам в постели чертовски хорошо. Если только на этом строить – слишком зыбкий фундамент получается. Мы здесь живем уже две недели, и я успел присмотреться, какая ты в обычной жизни…
Потупившись и отводя глаза, она сказала:
– Если честно, то и я – к тебе… Ты хороший и добрый человек. Разве что война тебя немного покалечила, но она всем души калечит, и мне тоже…
– И что ответишь?
– Теодор, я не могу вот так, сразу… Мне тоже впервые в жизни такое предложение делают, причем – советский офицер…
– Ну, ты тоже с некоторых пор – самый натуральный советский солдат, с присягой и погонами…
– Теодор, не надо шуток, я серьезно… Разве твое начальство разрешит тебе жениться на немке?
– А ты не забыла, что ты уже не немка? – усмехнулся я. – Ты – русская, родившаяся в Эстонии. Так и в учетной карточке написано, и в красноармейской книжке, которую тебе на основании этой карточки выдали. Бюрократия – отнюдь не немецкое изобретение, у нас ее тоже хватает. Уж если колесо закрутилось… Как видишь, никто из контрразведки не стал ради какой-то девчонки-студентки запрашивать Таллин. Помнишь, я тебе говорил, что Чугунцов рассказывал про указ о советском гражданстве для уроженцев прибалтийских республик? Кончится война, и у тебя будут все шансы получить советский паспорт. Ну да, я пошел на обман, но ведь не в шпионских или диверсионных целях. Просто хотел помочь одной бесприютной девчонке найти место в жизни. Примечание: девчонке, на которой я хочу жениться. Или она против? Ты только не думай… Если ты ответишь «нет», ничего в наших отношениях не изменится. Веришь?
– Да, верю… – сказала Линда, прильнув к моему плечу. – Ты хороший человек, Теодор, я тебе верю… Я ведь не сказала «нет», верно? Просто слишком многое нужно обдумать. И трудностей впереди немало. Вы, мужчины, о таких вещах почти и не думаете, а женщины – создания практичные…
– Ну, это-то я знаю, – усмехнулся я. – Было время убедиться.
– Ты это без осуждения сказал?
– Без малейшего.
– Приятно слышать… Ну вот, для начала: кто и где зарегистрирует брак? Немецкие ратуши все равно не работают, а ваших аналогичных контор здесь нет…
– Вот тут ты крупно ошибаешься, – сказал я. – По нашим правилам, командир дивизии имеет право зарегистрировать брак и выдать соответствующий документ, имеющий законную силу.
– Правда? Я не знала… Но это еще не самая большая трудность, Теодор. Я ведь как жена должна буду уехать с тобой в Россию? К этим чащобам и медведям, о которых ты так красочно рассказывал? Страшновато чуточку…
Я усмехнулся:
– И это говорит студентка, прочитавшая немало книг о России, в том числе и русских… Линда, если тебя только это пугает… Я с детства не живу среди чащоб и медведей. Давно уже оттуда уехал, стал городским человеком. А города у нас есть и большие, уж поверь. В любом случае побольше этого, где мы сейчас с тобой обретаемся. И медведи по улицам не ходят, ни разу даже не слышал, не говоря уж о том, чтобы видеть…
– И все равно… Для тебя это означает вернуться на родину, а для меня – покинуть родину.
Никак не походило на то, что она искала отговорки, зацепки, повода для отказа. Она и в самом деле рассудочно и взвешенно обдумывала все возможные предстоящие сложности и трудности – а они, надо признать, имелись не в таком уж малом количестве…
Линда сказала чуточку отрешенно, глядя в потолок:
– Это нелегкий выбор – между чувствами и родиной…
Я не вытерпел – сграбастал ее в объятия и сказал на ушко:
– Знаешь, что мне больше всего понравилось? Слово «чувства»…
Она высвободилась мягко, но решительно:
– Теодор, я пока о серьезном…
– А чувства, по-твоему, – предмет несерьезный?
– Не играй словами, ты меня прекрасно понимаешь… Еще раз повторяю: дай мне время, хорошо? Мне нужно очень многое обдумать, и очень серьезно. – Она повернулась ко мне и лукаво улыбнулась: – Главное, я не сказала «нет»…
Рассудив по ее явно шутливому тону, что серьезные размышления над сложностями и трудностями она отложила на потом (и правильно), я тоже сказал так, чтобы это сразу выглядело шуткой:
– А ты не подумала, каким трудностям я себя подвергаю, женясь на тебе?
– Это каким же? – спросила она с любопытством.
– У меня будет жена, которая всегда будет знать, где я… и с кем. Ты это умеешь, я знаю. Прекрасно помню, как я два раза возвращался домой, и не успевал сказать, где был, ты говорила сама: в штабе, у артиллеристов…
– И если бы только это, милый… – с загадочным лукавством сказала Линда, улыбаясь. – Ты, кажется, закурить хотел? Держи!