Майор Пронин и тайны чёрной магии

Потом встрепенулся, подозвал Марусю:

– Иди сюда!

Маруся подошла.

– Становись рядом и кланяйся, – сказал старик.

– Кому? – спросила Маруся.

– Сторонам света, вот кому, – сказал старик. – Дура!

– А зачем? – спросила Маруся.

– Да ты что – проверять меня пришла или ворожить? – сердито сказал старик. – Делай, как говорят, и молчи!

Тихон Петрович начал кланяться – на восток, юг, на север, на запад…

Что оставалось делать Марусе?

Старик искоса на неё поглядывал.

– То-то же, – сказал он.

Затем Тихон Петрович достал что-то из кармана, наклонился, опустил руку до самой земли и очертил вокруг себя и Маруси круг.

– Вот и косточка пошла в ход, – сказал он. – Теперь нам никто не страшен.

Он снял с головы картуз и сунул его за пазуху.

Лицо его белело во тьме, оно было серьёзно и печально, Тихон Петрович похож был на покойника.

– А теперь отвернись и не смотри на меня, – сказал он Марусе. – Не надо смотреть на человека, когда он с нечистой силой разговаривает.

Маруся отвернулась.

Она всё-таки посматривала искоса на колдуна.

Тихон Петрович прижал руки к груди и заговорил.

– С моря – океана, с острова Буяна, из лесов дремучих, из песков сыпучих, Князь тьмы, Вельзевул, Люцифер, Сатана, явись предо мной, как лист перед травой, – заговорил он, всё повышая и повышая голос, всё певучее и певучее, увлекаясь и входя в раж, как оперный певец в кульминационный момент оперы. – Хемен-этен, хин, те в, миносель, айя-сарайя, вейся-взвейся, гори – не тухни…

Он вскрикивал всё громче и громче, всё неистовее и неистовее, и Марусе казалось, что тьма вокруг них действительно становится всё гуще и гуще, что лёгкий летний ветерок делается холодней, а Тихон Петрович всё кричал и кричал, призывая к себе Дьявола, Люцифера, Вельзевула или как там его ещё зовут, говорил что-то с ним, чего-то требовал, пока, наконец, он совсем не охрип и голос его сорвался на тонкой высокой ноте.

Тихон Петрович глубоко вздохнул и провёл рукой по глазам.

– Он находится возле нас, – сказал он шёпотом. – Теперь держись.

Кто это «он» было совершенно понятно, – под словом «он» подразумевался, несомненно, сам дьявол.

– А теперь бери мешок, иди по полю и разбрасывай вокруг себя землю, – хриплым голосом приказал Марусе Тихон Петрович, – иди и не оборачивайся!

– Зачем? – опять спросила Маруся…

Всё-то ей надо было знать!

– Заметать следы, – сказал Тихон Петрович, – Чтоб Ваське не было обратного пути…

Маруся сошла с дороги и пошла по жнивью.

Она сняла мешок с плеча, достала горсть земли, бросила её, опустила руку в мешок снова…

И в этот момент произошло нечто невероятное, – раздался голос, – нет, не голос Тихона Петровича Лещенко, не юной Маруси Коваленко, а голос какого-то третьего существа, которое взялось неизвестно откуда и неизвестно зачем.

Даже Маруся вздрогнула от неожиданности, даже Тихон Петрович, – уж он-то видывал виды на своём веку – и тот вздрогнул…

– Очень любопытно, – произнёс этот третий голос и прямо перед глазами Тихона Петровича, точно из-под земли, возникла какая-то фигура.

Несомненно было только одно, что это – не дьявол, с которым Тихон Петрович находился в самых свойских отношениях, дьявола бы он узнал сразу, это был кто-то другой.

– Добрый вечер, – сказал этот другой, и Тихон Петрович узнал… он никак не рассчитывал видеть в этом месте и в это время следователя Евдокимова, который совсем недавно приехал к ним в станицу.

– Товарищ Евдокимов. – назвал его Тихон Петрович и тут же поправился, – в такой обстановке можно было разговаривать фамильярнее. – Дмитрий Степанович, вы что же это, пришли посмотреть, как я ворожу?

– Пожалуй, что и так, – согласился Евдокимов. – Мне тоже любопытно посмотреть на дьявола.

– Э-эх! – Тихон Петрович с досадой махнул рукой. – Испортили вы нам всю ворожбу!

– Ну, ничего, – вежливо сказал Евдокимов и пошёл в сторону Маруси.

Тихон Петрович спокойно, хоть и недовольно посматривал на Евдокимова.

Старик не мог понять, откуда вдруг взялся Евдокимов, шли они с Марусей полем одни, никого не было заметно…

– Будьте добры, товарищ Коваленко, дайте мне ваш мешочек, – невинным голосом произнёс Евдокимов и протянул к нему руку. – Давайте, давайте.

– Не давай! – крикнул Тихон Петрович. – Маруська!

– Ну, что за глупости, – вежливо сказал Евдокимов. – Давайте же…

– Тебе говорят! – ещё громче крикнул Тихон Петрович. – Отдай сюда!

Но Маруся уже протягивала мешок Евдокимову, и он готов был его взять…

И тут произошло нечто, для описания чего потребовалось гораздо больше времени, чем это происходило на самом деле; даже читать о том, что произошло, дольше, чем это происходило в действительности.

Евдокимов протянул руку за мешком…

То ли Лещенко разгадал намерение Евдокимова, понял, что он каким-то образом разгадан, то ли это была просто перестраховка, и он действовал из-за страха, движимый боязнью разоблачения… Но только Лещенко мгновенно преобразился и сразу стал не тем, кем казался он всем в станице.

– А ну! – резко крикнул он и поднял руку, в руке его оказался пистолет и он щёлкнул курком.

Да, он выстрелил в Евдокимова, и Евдокимов должен был умереть.