Майор Вихрь

— Мало.

— Сколько бы вы предложили?

— Год за столетие.

— Полковник, мне нужен Краух, — сказал Коля внезапно.

Полквартала они шли молча. Город, словно чувствуя приближение чего-то грозного и неотвратимого, был затаенным, бело-черным, как в трауре.

— Это сложно.

— Я понимаю.

— Когда он вам нужен?

— Он мне нужен сейчас.

— Это сложно...

— Откуда вам пришли данные о нашем готовящемся наступлении?

— То есть?

— Что это: аэроразведка, тактическая разведка или это данные из центра?

— Данным из центра я приучил себя не очень-то верить.

— Почему?

— Фантазеров много. И потом, они все переворачивают с ног на голову: как решит фюрер, как он оценит объективные данные, так и будет считаться всеми остальными.

— Это хорошо...

— Да?

— Конечно.

— Очень хорошо... Из-за этого «хорошо» вы сейчас в Кракове и я работаю на вас.

— Даже если б фюрер не ставил данные с ног на голову, все равно мы были б здесь...

— Вы тактичный человек.

— Потому что не сказал о вас?

— Конечно.

— Все равно подумал, — сказал Коля. — Если по правде...

— Знаете, высшая тактичность заключается в том, чтобы говорить не все, о чем думаешь про себя.

— Это тактичность современности. Мы хотим, чтобы в будущем высшая тактичность человека заключалась как раз в ином: что думаешь, то и говоришь.

— Этого же хотел Христос.

— У Христа не было государства и армии — такой, как у нас.

— Это занятно... Государство и армия во имя того, чтобы все люди говорили друг другу только то, что думают...

— У вас есть братья?

— Нет.

— А сестры?

— Нет.

— У меня тоже. Поэтому я особенно точно представляю себе, какими должны быть отношения между братьями.

— Боже мой, какие же вы все мечтатели...

— Нам об этом уже говорили.

— Кто?

— Есть такой английский писатель Герберт Уэллс.

— Вы что, знакомы с ним?

— Знаком.

— Где вы с ним встречались?

Коля снова улыбнулся.

— Полковник, — сказал он, — это моя тайна. Во всяком случае, это точно. Он сказал, что мы все кремлевские мечтатели... Так как же с Краухом?

— Надо подумать. Когда я увижу вашего шефа?

— Завтра утром.

— Хорошо. Я не спрашиваю, где. Вы, видимо, найдете возможность устроить эту встречу достаточно ловко.

Первый вопрос, который Вихрь задал Бергу, был о Траубе.

— Это для меня новость, — ответил полковник. — Я ничего об этом не знал.

— Как узнать подробности?

— Это невозможно. Гестапо не пускает нас к себе. Мы — армия, они — партия.

— Что можно сделать?

— Ничего.

— Как ему помочь?

— Вам хочется достать с неба луну? Я не берусь выполнить это ваше желание. Оставим Трауба, хотя мне его жаль: это талантливый журналист. Вернемся к нашим играм. Я просил Отто передать вам, чтобы вы не появлялись в городе, Попко...

Вихрь медленно потушил сигарету и спросил:

— А вы говорите, что вас до гестапо не допускают.

— Первый раз вы со мной откровенны.

— Третий. Не в этом дело.

— А в чем же?

— Сейчас — в Траубе и Краухе.

— Нет. В вас.

— Да?

— Да. Вы понимаете, что будет с вами, если папка из гестапо попадет к вашим? Вас дезавуируют. Разве нет? Тем более вы скрывали это от своих сотрудников, даже Отто про это не знал.

— Мое командование узнает об этом, полковник. Не будьте моим опекуном, пожалуйста. У вас не вышло с Мухой, не выйдет и со мной. Я ж знаю вас по Мухе: я его расстрелял — теперь нет смысла скрывать. Но это — прошлое, так что не удивляйтесь; у вас свои козыри, у меня свои. Мои посильнее. Помогите с Краухом.

— Вы связывались с центром?

— Нет.

— Очень хорошо, что вы ответили мне правду: от вас был только один короткий перехват. Так что меняйте точку, она засечена.

— Где?

— Точно сказать пока не могу, но где-то к северо-западу от Кракова, километрах в тридцати.

«Точно, — отметил для себя Вихрь, — охотничий домик именно там. Но ведь Аня не могла выходить на связь сама, без моего разрешения. В чем же дело?»

— Это не наши люди, — сказал Вихрь, — тем не менее спасибо, учтем. Видимо, это партизаны или накладки вашей системы.

— Последнее исключите.

«А может, какое несчастье с Аней?! — вдруг мелькнуло у Вихря. — Девочка там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?»

— Вы убеждены? Ваш аппарат в этом смысле безгрешен?

— Абсолютно.

— С центром я свяжусь сегодня. Завтра я или мои люди передадут все относящееся к вам.

— Хорошо.

— Когда вы продумаете операцию с Краухом?

— К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам скажет... С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без мудрствований... Видимо, на мудрствование у нас нет времени... Я попробую что-нибудь подсказать...

— Хорошо.

— До завтра.

— Всего хорошего.

«Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? — ужаснулся Вихрь. — А тот привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не сделает этого. Тромпчинский — железный человек, его не сломать. В городе его нет — надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрылся, и забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры».

Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:

— Подожди.

— Нет времени, Аня, — сказал Вихрь, — обо всем — после.

— Пусть он выйдет, — снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке парабеллум.