«Бородину.
То, что передала Аня, правда. Я был в гестапо. Для того чтобы бежать, дал согласие на перевербовку. Завтра даю очную ставку Ане и Бергу. Прошу санкционировать продолжение работы, которая вступила в решающую фазу. Спасение Кракова гарантирую. Был, есть и остаюсь большевиком. Прошу принять данные на Берга, сообщенные им Коле...»
И в самом конце:
«Штаб гитлеровцев получил данные о передвижениях на нашем фронте, которые расцениваются Бергом как подготовка к возможному наступлению. Примите меры. Связь прерываю. Выйду сегодня ночью.
Кобцов вернул Меньшикову донесение, покрутил головой, хмыкнул и сказал:
— Очевидное дело... В этом случае и руководство не колебалось бы в оценке всей этой катавасии.
— А ты? — спросил Бородин. — Как ты?
— Я себя от руководства не отделяю. А ты?
— Знаешь, — медленно ответил Бородин, — я старался себя никогда не отделять от нашего дела, а в открытом афишировании своей персональной преданности руководителям есть доля определенной нескромности. Не находишь?
— Не нахожу.
— Ну, это — твое дело, — пожал плечами Бородин.
— Именно.
— Давай будем связываться с руководством.
— Это верно. Что им говорить? Как предлагаешь?
— А ты?
— Мы ж с тобой не в прятки играем.
— Хорошая игра, между прочим. Иногда не грех.
— Тоже справедливо. Только там, — Бородин кивнул головой на радиограмму, — люди. Им не до пряток с нами. Они с врагом в прятки играют.
— Слова, слова, — поморщился Кобцов, — до чего ж я не люблю эти самые ваши высокие слова!.. Люди. Люди, понимаешь, порождение крокодилов.
— Это хорошо, что ты классику чтишь. Только за теми людьми — дело. Спасение Кракова. И мы с тобой за это дело отвечаем в равной степени. Или нет? Я готов немедля отправить им радиограмму: пусть идут через фронт на проверку.
— Не лишено резона.
— Вот так, да?
— Вот так. Именно.
— Хорошо. Сейчас я составлю две радиограммы. Первая: немедленно переходите линию фронта в таком-то квадрате — детали мы с тобой согласуем, где их пропустить. А вторую я составлю иначе. Я ее составлю так: продолжайте работу, обеспечьте выполнение поставленной перед вами задачи по спасению Кракова. Какую ты завизируешь, ту я и отправлю. Только подошьем к делу обе. Ладно? Чтобы, когда Краков взлетит на воздух, мы с тобой давали объяснение вдвоем. Ну как?
Кобцов достал пачку «Герцеговины Флор», открыл ее, предложил Бородину, и они оба закурили, не сводя глаз друг с друга.
— Слушай, товарищ полковник, — сказал Кобцов, глубоко затягиваясь, — а какого черта, собственно, мы с тобой всю эту ерундистику с бюрократией разводим? Нас учат доверять человеку. Неужто ты думаешь, что я могу тебе хоть в самой малости не верить? Ты, как говорится, хозяин — барин. Я — зам. Только зам. Принимай решение — и все. Как считаешь нужным, так и поступай.
— Уходишь, значит...
— Я?
— Нет, зайчик.
— Вот странный ты какой человек. Ты ко мне пришел посоветоваться, так?
— Точно.
— Ну, я тебе и советую: поступай, как тебе подсказывает твоя революционная сознательность.
— А тебе что подсказывает твоя революционная сознательность?
— Она мне подсказывает верить тебе. Персонально — тебе. Ты за своих людей в ответе, правда? Тебе и вера.
Бородин поехал к Мельникову. Тот выслушал его, прочитал обе радиограммы и написал на уголке той, что предлагала Вихрю продолжать работу: «Я — за. Начальник Управления контрразведки «Смерша» фронта полковник Мельников».
— Только Кобцову своему покажи. И передай ему: полковника Берга, если он действительно под той фамилией работал в Москве, что передал Вихрь, я знал. Я с ним пару раз даже пил на приемах в Леонтьевском переулке, у них в посольстве. По внешнему описанию твоего Вихря это он. Это очень серьезно, очень перспективно. Тут есть куда нити протягивать, тут можно в Берлин нити потянуть или куда подальше. О будущем надо думать...
Аппель подъехал к дому Крауха, попросив эсэсовского шофера уступить ему эту дневную ездку, чтобы была свободной ночь.
— Шалун, — сказал эсэсовский шофер, — ах ты шалун.
— Я не просто шалун, — ответил бледный Аппель, — я шалун с салом.
И он протянул эсэсовцу шматок сала.
— Мне действительно надо сегодня ночью быть свободным.
— Ладно. Езжай. Скажешь, что моя машина на ремонте.