Майор Вихрь

Бородин ушел. Он вернулся через полчаса, сел возле своего друга.

Мельников сказал:

— Если б ты пришел резвый и стал меня по руке хлопать, я б сразу понял: адью!

— Они говорят, что выцарапаться можно, — ответил Бородин, — можно, хотя все это зависит от тебя больше, чем от них.

— Дурачье. А они все темнили. Мне, если темнят, лучше не жить. Спасибо, Борода. Тогда выцарапаюсь. Одолею проклятую.

— Я к тебе завтра приеду.

— Если сможешь...

— Смогу. И послезавтра приеду.

— Слушай, а где твой капитан?

— Высоковский?

— Да.

— В штабе.

— Ты его к ним забрось. Со всеми полномочиями.

— Не дожидаясь новостей из Москвы?

— Ну, погоди день, от силы — два.

Когда Бородин вернулся к себе, его ждали три новости. Первая — приказ Верховного о наступлении по всему фронту для помощи западным союзникам в Арденнах; вторая — Ставка наградила всех участников группы «Вихрь» орденами Боевого Красного Знамени за операцию «Ракета», а третья новость лежала перед Высоковским: радиограмма от Ани, в которой та сообщила о том, как был арестован гестапо Вихрь, как он бежал и что ей об этом побеге говорил полковник Берг.

— Ну что ж... — протянул Бородин и начал растирать лоб. — Давайте, милый, отправляйтесь к ним. Просто-таки в самое ближайшее время надо лететь. А как там поступать, ей-богу, рецептов здесь дать не могу. Станьте дублером Вихря, что ли. Все его связи возьмите на себя. У них там формально один чистый человек остался — Коля, на него и ориентируйтесь. У меня такое мнение, что там какая-то трагическая путаница. А гадов там нет. Хоть мне голову руби, я в это верю, несмотря на то, что объективно там все плохо.

Высоковский на связь к Вихрю не вышел. В том месте, где он выбросился с парашютом, была перестрелка, и какой-то человек, видимо, раненый, бросился в реку: за ним гнались с собаками. Люди из разведки Седого провели опрос свидетелей — по описанию внешности человека им был капитан Высоковский.

Человек со специальностью

Неделю Берг выжидал, что даст Арденнское наступление. В случае, если бы продвижение Моделя и фон Рундштедта было стремительным и успешным, в случае, если бы он, грамотный военный разведчик, понял, что наступил действительно тот самый перелом в войне, о котором трубил Геббельс, тогда, он решил для себя, Коля и Вихрь будут переданы им в гестапо. Берг понимал, что это, конечно же, рискованно со всех точек зрения. Но он устал, смертельно устал в своей игре и поэтому стал временами поддаваться не разуму, но чувству.

Все определилось окончательно, когда после победных кинохроник, в которых были показаны пленные янки и смеющиеся немецкие «панциргренадирен», после ликующего обращения к народу Геббельса и Штрейхера Бергу попалось обращение Моделя к своим войскам, где он писал: «Нам удалось расстроить запланированное противником наступление на нашу родину». Этого для Берга оказалось достаточным, чтобы разум подсказал ему: последняя попытка сорвалась. Это было наступление отчаяния, но не перспективы. Этого еще не поняли солдаты, полковник Берг это понял точно. И сразу после этого он вызвал своего агента, которому была присвоена кличка «Отто». Этим агентом был Коля.

— Вот что, — сказал Берг, когда они вышли на улицу, — передайте своему шефу, чтобы он не появлялся в городе. Его фотография есть в гестапо, его очень ищут, равно как и вашу радистку.

— Откуда у гестапо может быть фотография моего шефа? — удивился Коля.

Берг быстро глянул на него и понял — все понял: он достаточно долго работал в контрразведке против русских, чтобы понять то положение, в котором очутился шеф русской резидентуры.

— Вот что, — сказал он, — устройте мне как можно скорее встречу с вашим шефом.

Берг решил, что он, побеседовав с глазу на глаз, укрепит свои позиции на будущее: разведчики понимают великое умение продавать и покупать тайны друг друга.

— Хорошо, — сказал Коля. — Устрою.

— Теперь дальше... Мы получили кое-какие данные о том, что ваши готовят наступление. Вы не в курсе?

— Нет.

— Вы передали своим те данные о защитном вале по Висле — Одеру?

— А что?

— Нет, ничего. Просто интересуюсь. Как вышли снимки?

— Снимки получились хорошие.

— Не сердитесь на меня, но в данном случае положитесь на мой опыт: эти снимки надо переправить вашим. По радио это и опасно и неполно.

— Вы что, хотите предложить свою кандидатуру для перехода линии фронта?

— Скажите, пожалуйста, подозрительность — это национальная черта русского характера или благоприобретенная? — улыбнувшись, спросил Берг.

— Вы имеете в виду бдительность, по-видимому, — тоже улыбнулся Коля.

— Нет, я имею в виду подозрительность, именно подозрительность.

Коля остановился и сказал:

— Полковник, вы давно не замечали, как приятно скрипит снег под ногами?

— Что, что?

— Ничего, — ответил Коля, — просто я впервые за всю войну заметил, как это прекрасно, когда снег скрипит под ногами.

— У вас плохо с обувью? Я могу выдать вам сапоги.

Коля снова улыбнулся.

— Нет, — ответил он, — сапоги у меня хорошие. Спасибо.

— Почему вы смеетесь?

— Это просто так... Это у меня иногда бывает.

— Сколько вам лет?

— У нас год войны засчитывают за три.