— Не сгорит, — заверил мистер Тесла. — Подобными мощностями я пока не обладаю. Хотя… — Задумался на секунду. — Скажите, а сваленные деревья… Они у вас там рядами лежат?
Лесопромышленник расстроенно махнул рукой.
— Как попало…
— Тогда мой вам совет: расположите стволы веером. По кругу.
— Зачем?!
— Затем, что в центре этого круга я взорву свой разряд. И все будет выглядеть так, будто лес полег от взрыва… Стихийное бедствие.
Несколько мгновений Назар Елизарович пребывал в раздумье. Затем очнулся и принялся растолковывать услышанное Ипату Матвеевичу. Тот внимал ему в крайнем изумлении, затем подскочил на стуле.
— Да едрить твою в кочерыжку! — загремел он, выкатывая глаза. — А комиссия нагрянет из Петербурга? Там что, слепые?! Деревья-то не сломлены, а срублены!..
— Это уже ваша забота, — хладнокровно заметил изобретатель, выслушав перевод. — Расщепите стволы, расщепите пни… Так, чтобы все смотрелось вполне натурально…
В номере стало тихо. Тесла ждал ответа, лесопромышленники — соображали. Глазки у Ипата Матвеевича сделались вдруг хитрые-хитрые, лукавые-лукавые. Что-то, видать, смикитил.
— И как это будет выглядеть? — спросил наконец Назар Елизарович.
Тесла пожал плечами.
— Огненный шар в небе. Полет его будет сопровождаться грохотом. Затем взрыв. Даже если поблизости не окажется свидетелей, воздушная волна дважды обежит земной шар, что обязательно зафиксируют приборы… Возможны последствия. Белые ночи в Европе, полярные сияния…
— И что решат?
— Первая версия, думаю, будет метеоритная. Снарядят экспедицию, станут искать осколки. Естественно, не найдут. Скорее всего, вообразят, якобы с Землей столкнулось ледяное ядро кометы. Потом додумаются до шаровой молнии, что, кстати, близко к правде… Кто-нибудь с наиболее необузданной фантазией решит, будто взорвался космический корабль марсиан… Но предупреждаю! Стоить это будет дорого.
— Сколько?
Никола Тесла назвал сумму. Перевода не потребовалось. Лесопромышленники осунулись, переглянулись.
«Угадал, — с удовлетворением подумал Тесла, глядя на медленно проясняющееся лицо Назара Елизаровича. — Сейчас согласится. Поторгуется и согласится…»
Не на того он глядел.
— Ни-ни-ни… — заголосил внезапно Ипат Матвеевич, срываясь со стула. — Да едрить твою… Да куды ж… Да этак-то… Уж лучше под суд!
— Да погодь, Матвеич… — всполошился Назар Елизарович.
Куда там! Присел, всплеснул руками, ухватил спутника за плечо, вздернул на ноги, повлек к двери. Тот хотел было упереться, но хватка у Ипата Матвеевича была таежная. Медвежья.
— Правой! — запоздало крикнул им вслед ошеломленный изобретатель, но посетителей уже и след простыл. Странно. Вроде все правильно рассчитал, а вот поди ж ты… «Загадочная русская душа», — вспомнилась ему где-то читанная фраза.
Да уж, что загадочная, то загадочная…
Оба лесопромышленника вновь очутились на грохочущей улице под чумазым небом Нью-Йорка.
— Ты что творишь, Матвеич? — прохрипел растерзанный Назар Елизарович, сбрасывая пенсне.
Тот лишь ухмыльнулся в ответ, встопорщив седую бороду.
— Копеечку берегу, — таинственно изрек он чуть погодя.
— Копеечку?! Так твою в тартынку! Под суд захотел?
— Да какой там теперь суд! — лениво успокоил Ипат Матвеевич своего молодого спутника. — А чертушка умен… — добавил он с уважением. — Хорошо придумал. Пни расщепить, стволы расщепить, по кругу растащить…
— И что толку? Взрыва-то не будет!
— А и не надо, — весело возразил старший лесопромышленник. — Выставить тунгусам по ведерышку — они тебе что хошь наплетут: и про огненный шар, и про взрыв… У них вон и так от водки огненные шары что ни день перед глазами летают…
— Позволь, а как же… Белые ночи в Европе, полярные сияния…
— А ты-то на что?.. — хитро прищурился Матвеич. — Кто у нас с газетчиками, с щелкоперами знается? Пущай пишут. В Европе пущай пишут, что в Петербурге сияло, а в Петербурге, что в Европе…
— А волна взрывная? Она ж два раза Землю обежать должна…
— Ученых подмаслить… Пущай запишут, что обежала. Дважды… Все дешевше, чем этот живоглот запросил!
Вровень с лесом
Кошмарное дитя развлекалось.
Шел разлив. Левобережье представляло собой кружево суши, дачные участки подтапливало. Рыба не клевала. Со скуки Стасик принялся дрессировать ящериц и, следует признать, за каких-нибудь полдня достиг поразительных успехов. Он вообще был одаренный мальчуган — во всем, что не касалось школы.
Ларион видел это собственными глазами: серая ящерка покорно лежала рядом с правым сандаликом сына, уронив пропащую треугольную головенку на обломанный ноготь дрессировщика. Неизвестно, свойственна ли рептилиям мимика, однако в изгибе безгубого рта Лариону почудились немой укор и брезгливая безнадежность.
— Смотри, укусит, — предупредил он на всякий случай.
— Не укусит, — равнодушно возразил Стасик.