Ещё хуже тот пятак, который забыл, что когда-то был карасём.
Ибо любой адмирал начинает с матросской робы и с гадов. С мозолей от шлюпочных вёсел, тросов и турника. И с приборки в гальюне.
Надо же, на пятом курсе угодил в приборщики гальюна… Вот умора. Все четыре предыдущих года не попадал, а тут нате вам. И это, заметим, не разовое мероприятие, а постоянно. М-да.
Мы живём уже не в жилом корпусе, где плац и бюст Нахимова, а в общаге пятаков, потому что выпускной курс всех трёх факультетов живёт отдельно. Это действительно каста. Мы теперь не носим робу и береты. Мы постоянно ходим в форме номер два или номер три. У меня больше не написано на груди 15409, это лишь подразумевается. Носим фуражки, понятно. У кого шитые, у кого перешитые – всё больше знаменитые флотские «грибы»; у некоторых уставные: «Народ дал, народ пусть и смеётся». У нас последний год учёбы, и вряд ли можно сказать, что он проще, чем самый первый, где мы были «без вины виноватые». Просто мы привыкли, адаптировались. Многое уже просто в крови, притом (скорее всего) на всю жизнь. Например, всегда делать первый шаг левой ногой.
На «Керчь» после четвёртого курса я не попал. Моим (плюс ещё пятеро обормотов) появлением был осчастливлен сторожевой корабль «Беззаветный» проекта 1135 под командованием капитана второго ранга Валерия Носачёва. Да-да, тот самый «Беззаветный», который потом через семь лет дважды таранил американский крейсер УРО «Йорктаун», выталкивая его в Чёрном море из наших тервод. Ещё совсем недавно эти корабли считались большими противолодочными. И есть за что: 1135 – это скорость, маневренность, ударная и оборонительная мощь. 1135 – это боевой альбатрос нашего флота. Замечательный корабль! Однако что-то у кого-то переклинило в Главном штабе, и БПК проекта 1135 сделали сторожевиками. Своей внешней и внутренней красоты корабли, конечно, не утеряли, но за них почему-то стало обидно.
Всю практику пробегали по морям, у стенки почти не стояли. «Беззаветный» заступил в дежурство по флоту, и его куда только не пихали. Стреляли из пушек и торпедами, стреляли ракетами по самолётам и искали «вражескую» подводную лодку, бегали к Босфору и встречали там уже не помню кого, ставили мины. Ту минную постановку я помню очень хорошо. Дело было ночью, я стоял дублёром вахтенного офицера и потел, решая задачи совместного плавания под бдительным и насмешливым наблюдением командира БЧ-1 капитан-лейтенанта Кобышева, здоровенного рыжего детины с огромными волосатыми ручищами. Помню, я удивлялся, как он этими своими «заготовками» умудрялся точить карандаши, да так, что залюбуешься… Мины ставили двумя кораблями; вернее, ставил «Безукоризненный» (тоже 1135) под командованием Юрия Рыкова, а мы шли у него в кильватере и обеспечивали. Горели только дежурные синие огни, оба сторожевика крались во мраке. Всё шло гладко до тех пор, пока на «Безукоризненном» не ушёл под воду матрос: в темноте он пристегнулся не к лееру и не к скобам, которые есть на ПОУКБ, а к якорю мины, и вместе с этой миной встал на заданное углубление, успев только громко крикнуть прежде чем утонуть. Сразу дали «дробь» учебно-боевой минной постановке, врубили свет… пока разобрались, пока сыграли «человек за бортом» и «все вдруг на обратный курс», пока выставили наблюдение… в общем, парня, конечно, не нашли. Увы. Старая поговорка: краснофлотец, не щёлкай ртом. У-вы.
На артиллерийских стрельбах нам доверили по очереди жать на педаль комплекса АК-726. По десять выстрелов на рыло. У Серёги Пошивайло оказалось девять: последний снаряд дал осечку. Артиллеристом был старший лейтенант Нольде, выпускник Каспийской Системы. Он вывел нас, курсантиков, на ют и показал, что он обычно делает в таких случаях: деловито снял галстук и фуражку, забрался в артустановку, вылез оттуда в обнимку с забастовавшим снарядом, подошёл к борту и выкинул его в булькнувшую пучину. Вытер руки об только что безупречную, а теперь уже вымазанную солидолом кремовую рубашку и сказал: «Примерно вот так, ребятульки»…
Перед этим мы сдавали устройство пушки командиру БЧ-2. Сидеть с техописаниями и альбомами рисунков в невозможно душном кубрике не хотелось, поэтому я нашёл тренера из годков – старшину комендоров, весёлого белобрысого сибиряка Сашу Саушкина, который затащил меня в одну из артустановок и за пятнадцать минут своими словами объяснил и показал, как там всё работает, напомнив подзабытое с третьего курса. Саша оказался начинающим виртуозом трёхпалубного флотского мата (заслушаться можно), и у него я неплохо пополнил свой словарный запас. На зачёте командиру БЧ-2 (фамилию не помню, он через полгода к нам на факультет начальником курса пришёл) я так всё и рассказал – примерно сашиными словами, коренные основы которых вообще-то известны всем. Когда я закончил, экзаменатор минуты три молчал, потом спросил, откуда я всего этого набрался; я сказал, что у старшины первой статьи Саушкина, после чего мне тут же поставили зачёт.