«Македонские легенды» Византии

Летом этого же года был раскрыт еще один заговор, участники которого понесли более суровое наказание. Его организаторами опять стали представители старых аристократических родов: Михаил Гавр, Феодосий Месаникт, Григорий Таронит – все из среды высших воинских начальников.

Эти события, а также болезнь Михаила IV вынудили Иоанна Орфанотрофа искать дополнительные гарантии для своей семьи. У Зои от брака с Пафлогоном детей не было и быть не могло, пытаться выдать ее еще раз замуж за представителя семьи Пафлогонов являлось чистой утопией. Поэтому Иоанн придумал вариант с усыновлением императрицей кого-нибудь из числа своих молодых родственников.

Для начала он хотел предложить в качестве «сына» своего брата Никиту, дуку Антиохии, но тот скончался в 1034 г. В этой связи выбор пал на племянника Орфанотрофа и Михаила IV Михаила Калафата, занимавшего должность этериарха. Свое прозвище он получил от отца, судовщика Стефана, коммерсанта, чья деятельность заключалась в чернении смолой днищ кораблей. Само собой отец не был нищим обывателем, и даже, как говорят, обладал солидным имуществом. При новой власти он стал друнгарием флота и получил доступ во дворец, хотя аристократия откровенно не желала принимать его, безродного выскочку, в свои ряды.

Аналогичная судьба ждала бы и Михаила Калафата, которого терпели, но не любили, если бы не его величество случай. Несмотря на молодые годы, Михаил был широко известен хитростью и неразборчивостью в средствах для достижения поставленной цели. И Орфанотроф не без труда убедил василевса венчать молодого родственника титулом цезаря (кесаря) – царь откровенно недолюбливал своего племянника, впрочем, как и сам евнух; однако другой кандидатуры не нашлось.

Конечно, это не было соимператорством, но, напомним, что еще со времен императора Диоклетиана кесарь традиционно считался первым претендентом на царство в случае кончины императора. Понятно, что желанием Зои никто не интересовался – она была вынуждена во всем повиноваться всесильному евнуху. И в конце 1034 г. во Влахернском дворце состоялась торжественная процедура возведения Калафата в сан кесаря Римской империи[812].

Между тем болезнь царя усиливалась. Помимо эпилепсии, у него открылась водянка, и вид императора был ужасен. Михаил IV много жертвовал монастырям и возвел несколько храмов, желая загладить свои грехи, но ничего не помогало. Он весь распух, и его пальцы приняли гигантские размеры. Тогда, почувствовав приближение смерти, Пафлогон совершил акт, крайне неприятный для Орфанотрофа – он принял постриг в возведенном им на собственные средства монастыре Святых Бессребреников Козьмы и Домиана.

10 декабря 1041 г., отправляясь в храм, император хотел обуться, но не нашел кожаных сандалий, забытых рассеянным слугой. Тогда василевс босиком (!) отправился на богослужение, поддерживаемый под руки монахами, а по окончании Таинства пострижения вернулся в келью и в тот же день скончался[813]. Скромность Михаила IV проявилась и после смерти – по предварительному приказу василевса его похоронили в этом же храме по левую сторону от входа, перед алтарем[814].

Узнав о том, что император умирает, Зоя обезумела от горя и, забыв все обиды, пешком бросилась в обитель. Она хотела сказать последние нежные слова своему возлюбленному, теплое чувство к которому все еще жило в ее душе. Однако, желая умереть в мире и спокойствии, Михаил отказался принять императрицу, и Зоя вернулась во дворец, где и узнала о кончине царя[815].

Глава 2. Неблагодарный «сын»

Безусловно, это был тяжелый удар для Пафлогонцев. Даже «железный» Иоанн Орфанотроф три дня находился в монастыре близ тела покойного брата, оплакивая его смерть. Его тяготили думы, и было отчего: спустя короткое время после начала реализации своего хитроумного плана евнух разочаровался в собственном выборе и уже подумывал о том, чтобы заменить Калафата другим племянником. Но он слишком долго колебался, а потому так и не успел предпринять необходимых мер до смерти царя.

Вместе с тем новый ставленник евнуха не был ни самонадеянным юнцом, ни капризным деспотом, ни политическим авантюристом, как его нередко любят изображать. Ведь не случайно же перед его усыновлением о Калафате шла молва как об энергичном и знающем свое дело человеке.

Новый кесарь неплохо знал политическую подоплеку событий, в центре которых невольно оказался, и уже продумал собственный план, должный помочь ему стать василевсом. «Один из», он не мог рассчитывать на столичную аристократию и чиновничество, поскольку первые его презирали, а вторые банально купили должности у все того же Орфанотрофа и мало интересовались государственными делами. Провинциальная аристократия также не годилась ему в союзники – она уже давно организовала открытую фронду столице и царской власти, находящейся «в собственности» Пафлогонцев. Родственников нового кесаря все откровенно ненавидели, и уже поэтому надежда на их помощь была совершенно иллюзорна.