«Македонские легенды» Византии

В Адрианополе он был провозглашен императором, и к его войску, состоявшему из солдат Македонской фемы, во множестве примкнули болгары и славяне. Надо сказать, для легитимизации своих претензий на царство Торник широко использовал ложный слух, будто бы Константин IX Мономах умер, а царица Феодора якобы пожелала видеть Льва своим мужем и императором, но такому счастливому исходу противятся враги в Константинополе. Этому поверили, поскольку всем было известно, что Мономах давно и серьезно болеет. Помимо прочего, нашлось много недовольных лиц, желавших что-то изменить к лучшему в этой жизни – в первую очередь, представители воинского сословия. Войска поддержали нового претендента, в котором видели товарища по оружию, тем более если царь, как им сказали, умер.

Как известно, история не знает сослагательного наклонения, но кто может сказать, состоялась бы эта апостасия, знай мятежники правду? Ведь, откровенно говоря, при всех недостатках Константина IX Мономаха очень любили за справедливость и доброту, в том числе и в увядавшей армии. Рассказывают такой характерный случай. Некоего военачальника обвинили в присвоении крупной суммы денег, выделенных для уплаты войску жалованья. Явившись на суд царя, он признался в преступлении, но просил, чтобы сумма долга была погашена не полностью, поскольку в противном случае он просто не сможет оставить детям никакого наследства. На это Мономах спросил: «Будешь ли ты доволен, если кто-нибудь разделит с тобой твой долг?» Конечно, тот со слезами на глазах ответил, что будет почитать такого человека, как Ангела. Тогда василевс объявил, что сам даст обвиняемому нужную сумму для покрытия трети долга. Тот едва не испустил дух от избытка чувств и неожиданности. «Я прощаю тебе две трети долга», – добавил император, а потом, почти сразу, произнес: «Нет, я прощаю тебе весь долг!»[858] Безусловно, такие истории были на слуху у войска, и солдаты помнили о благородстве «умершего» царя.

Но в ту минуту все пребывали в уверенности, будто идут в столицу восстанавливать справедливость. По мере продвижения Торника к Константинополю к нему присоединялись все новые и новые отряды, возглавляемые боевыми командирами, оставшимися без средств к существованию. В сентябре 1047 г. Торник подошел к столице и осадил ее. В числе его союзников значились такие мощные фигуры, как Иоанн Ватац, Феодор Стравомит, Полис и Марианн Врана, члены семьи Глабы, собравшие ему значительное войско, а также сестра императора Еврепия[859].

Положение Мономаха оказалось критическим, к тому же он опять сильно заболел. Как говорят, у него началось обострение подагры, и царь буквально не мог ходить. Его желудок, испорченный всевозможными кулинарными изысками, почти перестал функционировать – поэтому-то по Константинополю и поползли слухи, будто василевс умер[860].

За исключением отряда иностранных наемников в столице, у царя не было войска, отсутствовал и полководец, которому он, малоопытный в военном деле, мог бы доверить оборону города. Но, как ни странно, когда Торник попытался склонить константинопольцев к добровольной сдаче столицы, те ответили отказом. Напротив, едва Мономах вышел на крыльцо Влахернского дворца, чтобы напомнить о себе народу, как его горячо поддержали.

Тогда мятежники начали обстрел города, и одна стрела едва не попала в императора, с балкона взиравшего на атаку мятежников. В этот момент настоящим спасителем Мономаха стал патриарх Михаил Керулларий. Он единственный сохранил самообладание, поддерживал упавшего духом царя, организовывал население для отпора мятежникам. Пришлось идти на чрезвычайные меры: за неимением воинов в Константинополе наскоро освободили преступников и военнопленных агарян, пребывавших в тюрьмах, вооружили и направили на защиту города в наспех вырытые окопы. Конечно же, македоняне, профессиональные военные, без труда перебили эту толпу.

Вход в Константинополь был открыт, но тут в силу невыясненных обстоятельств Торник почему-то не пожелал войти в город. Возможно, он хотел вступить в столицу не завоевателем, а царем, быть может, мечтал, чтобы лучшие люди столицы попросили его принять царский венец, – неизвестно. Пока что Торник разъезжал между своими солдатами и приказывал тем прекратить убийства раненых и пленных константинопольцев.

Константин Мономах оказался оставленным всеми. Но, к удивлению немногих верных придворных, не утратил бодрости духа – первый кризис духа и растерянность прошли. Поддержанный патриархом, василевс вновь обрел уверенность в себе. Взглянув за городские стены, он промолвил лишь одно, указав на Торника: «Меня тревожит, что этот посягнувший на власть хитрец призывает к человеколюбию и кротости. Как бы он ни снискал этим милости Божьей. Удача будет сопутствовать мятежнику только сегодня, а потом она ускользнет от него, как песок из-под ног, и дела примут совсем другой оборот»[861].