Махабхарата. Рамаяна

Почтительный Бхарата, еле дождавшись денницы,
Чтоб свидеться с братом, велел заложить колесницы.

Передние шли со жрецами, с мужами совета

И были под стать колеснице Дарителя Света^{193}.

За доблестным Бхаратой десятитысячной ратью

Шагали слоны боевые с отменною статью.

Там было сто раз по шестьсот колесниц, нагруженных

Отрядами ратников, луками вооруженных, —

Сто раз по шестьсот колесниц, оснащенных для боя,

В которых отважные лучники ехали стоя.

Сто тысяч наездников храбрых по данному знаку

Погнали сто тысяч коней за потомком Икшваку.

Царицы взошли на блистающую колесницу,

Утешены мыслью, что Рама вернется в столицу.

За Бхаратой следуя, слушая грохот и ржанье,

О Раме беседуя, радовались горожане.

Они восклицали, бросаясь друг другу в объятья:

«Вы Раму и Лакшману скоро увидите, братья! —

Добро, воплощенное в Рагху великом потомке,

Рассеет печали земные, как солнце — потемки!»

В стремленье найти благородного Раму — едины,

На поиски вышли достойные простолюдины,
Что дивно алмазы гранят, обжигают кувшины.

Явились прядильщики шелка и шерсти отменных,

Сверлильщики узких отверстий в камнях драгоценных,

Искусники те, что куют золотые изделья,

Павлинов ловцы, продавцы благовонного зелья.

Там первой руки мастера-оружейники были,

Ткачи, повара, лицедеи-затейники были.

Там лекари, виноторговцы, закройщики были,

Чеканщики, резчики, банщики, мойщики были.

И пильщики, и рыбаки, бороздившие воды,

И лучшие из пастухов — главари, верховоды.

Стекло выдувая, кормились умельцы иные,

Другие — одежды выделывали шерстяные.

В телегах, влекомых быками, за Бхаратой следом

Отправились брахманы, жизнь посвятившие ведам.

Сандалом тела умастили, сменили одежду

И Раму увидеть лелеяли в сердце надежду.

Торжественно двигались кони, слоны, колесницы

За отпрыском братолюбивым Кайкейи-царицы.

На праздничный лад горожане настроены были,

Весельем охвачены Бхараты воины были.

И долго царевич терпел путевые мытарства,

Но Гангу увидел, вступая в нишадское царство.

К столице нишадской он конскую рать и слоновью

Привел осмотрительно, движимый братской любовью.

Там царствовал Гуха. Он Рамой не мог надышаться,

И Рама любил за величие духа нишадца.

К стенам Шрингавéра и Ганги божественным водам

Приблизилось Бхараты войско торжественным ходом

И замерло… Резвые стаи гусей златопёрых

Играли, красуясь, на этих прибрежных просторах.

Теченье священной реки оглядел повелитель,

Недвижно застывшее войско и Гухи обитель.

Не чужд красноречья, он молвил сановникам знатным:

«Я нашему войску, готовому к подвигам ратным,

У Ганги великой, что слиться спешит с океаном,

Велю на приволье немедля раскинуться станом!

Как только забрезжит над Гангой денницы сиянье,

Мы все переправимся и совершим возлиянье

Водой, чтобы радже земному, почившему в благе,

В селеньях небесных не знать недостатка во влаге»^{194}.

Усталое воинство спало, но, братниной доле

Сочувствуя, Бхарата глаз не смыкал поневоле:
«О Рама, ты должен сидеть на отцовском престоле!»