Махмуд Эсамбаев

В конце концов Махмуду удалось уговорить отца, и вот Алисултан повел сына в цирк. Если бы он только знал, чем это кончится, то, конечно, никогда… никогда! Ведь ему хотелось просто сделать сыну приятное, да и сам он был не прочь поглядеть, какие фокусы вытворяют отчаянные чеченские джигиты — все другие чудеса его не очень интересовали…

Джигиты действительно творили нечто несусветное. Они вертелись на скачущих во весь опор конях, соскакивали на землю и тут же взлетали в седло, на полном скаку пролезали под животом коня и снова оказывались в седле. Алисултан, повидавший на долгом веку немало прекрасных наездников, да и сам не без оснований считавший себя мастером верховой езды, не видел ничего подобного.

Ну а если уж сам Алисултан был увлечен тем, что показывали циркачи, то о его младшем сыне и говорить нечего — он был на седьмом небе от счастья. Однако Махмуду гораздо больше, чем лихие джигиты, воздушные гимнасты и акробаты, от полетов которых захватывало дух больше даже, чем поразительные фокусы циркового мага (они показались ему настоящим колдовством), понравилась женщина-змея, которая с бесконечной легкостью завязывалась в узлы. Ее руки, ноги, спина, шея, кажется, не имели костей. Ее даже и представляли публике как-то особенно торжественно: «Всемирно известная и несравненная Эльвира Туш, женщина-змея!»

Махмуду не сиделось на месте. Ему хотелось немедленно, прямо сейчас, повторить чудеса, которые он видел. Теперь на школьных переменках он выступал со своей программой «Гуттаперчевый мальчик». Что такое гуттаперчевый, Махмуд не знал, но старшие ребята, подсказавшие ему такое красивое название, объяснили, что гуттаперчевый — это значит резиновый. Есть такая книжка про мальчика-циркача, который умел делать такие штуки, которые в цирке показывает знаменитая Эльвира Туш.

Махмуд стал уже довольно известным человеком в Старых Атагах. Не только школьники всех возрастов, но и взрослые, увидев его представление, изумленно останавливались и смотрели на удивительные, прямо-таки невероятные позы, которые могло принимать гибкое, как резина, тело мальчика.

Теперь в его жизни всё определилось. Как только появится возможность, он отправится в Грозный и поступит в цирк. Цирк был для него интереснее всего на земле, там ему хотелось прожить оставшуюся жизнь.

Он снова видел себя в этом волшебном шатре. Слышал музыку. Вдыхал ни с чем не сравнимый запах лошадиного пота и свежих опилок…

Это была волшебная сказка, причем сказка, в которую он мог войти и там жить! Такое счастье, Махмуд это понимал прекрасно, мало кому из людей может быть доступно.

Он ждал осенних каникул.

Отцу Махмуд ничего говорить не стал — никогда ведь не угадаешь, что он ответит. Анане Бикату сказал, что хочет сходить в гости к дорогому своему дяде Мухаддину. На дядю Махмуд очень надеялся. После того как Мухаддин прикрыл его после той драки в школе, он стал доверенным человеком для мальчика.

Махмуд твердо решил поступить в цирк. Он даже не задумывался о том, как попадет туда — ведь никаких документов у него не было. Но ведь и цирк он понимал вовсе не как место работы. Это была сказка, в которую он хотел во что бы то ни стало прорваться, а для того, чтобы попасть в сказку, надо просто в нее войти — какие тут еще документы?

Но документы у него спросили прежде всего.

Директор цирка — это был как раз тот самый красивый, представительный мужчина, который в блестящем черном костюме выходил на арену из-за кулис и громогласно объявлял номера, — внимательно поглядев на него, спросил по-чеченски:

— Как тебя зовут, джигит?

— Махмуд.

— Меня можешь называть дядя Аслан. — Директор помолчал, думая, видимо, как бы помягче выразиться. — Так вот, милый друг Махмуд, это раньше, в темные времена царизма, ребенок, обладающий способностями, мог прийти в цирк и сказать: «Хочу стать акробатом, жонглером или наездником» — и обучаться профессии, жить с нами, как в одной большой семье.

— Вот и я! Я так хочу, как в семье! — обрадовался Махмуд тому, как замечательно точно понял его смутные чувства этот добрый и красивый человек, директор цирка дядя Аслан.

— Но я же сказал, Махмуд, так было очень давно, при царизме. Теперь обязательно нужны документы. И вообще, ты должен был прийти не один, а с родителями… У тебя отец есть?

— Есть… мой отец — Алисултан, — прошептал Махмуд.

— Представь себе, Махмуд, что твой дада Алисултан пойдет в милицию и скажет, что бродячие циркачи украли у него сына. Да меня же сразу посадят в тюрьму! Ты хочешь, чтобы дядю Аслана посадили в тюрьму?!

— Нет! Нет! Конечно, не хочу! — замахал руками Махмуд.