Махмуд Эсамбаев

Хорошо помню, как буквально светящийся от счастья Махмуд, отведя меня в сторонку, сказал шепотом: «Знаешь, что твоя мама мне сегодня сказала?! Она сказала — Махмудик, ты будешь великим танцором!»

Он был счастлив буквально до головокружения.

Это был 1943 год. Махмуд совсем недавно появился у нас в театре, но исключительно быстро прогрессировал. Он уже какие-то немыслимые пируэты крутил. Это просто удивительно, но в таком тяжелом и трудоемком деле, как искусство танца, для него не существовало никаких проблем.

Никто не знал, учился ли он в какой-то балетной школе или нигде не учился. У меня, по крайней мере, было ощущение, что он таким вот и родился.

При этом он был редкостный умница и, несмотря на молодость, исключительно тонкий и деликатный человек. Чтобы кого-нибудь обидеть… не говорю о взрослых, к которым он относился с огромным уважением, он ведь даже и со мной, мальчишкой, — это же такая большая разница, пять-шесть лет в молодости, кажется, целая пропасть. Но и меня Махмуд ни разу не обидел и даже ничего отдаленно похожего на отношение старшего к младшему не допускал. Кстати, с ним было очень интересно разговаривать, так как он знал много интересного и не только знал, но и умел захватывающе рассказывать. Думаю, что и тут сказывалась его необыкновенная всеобъемлющая артистичность.

Всё у нас было на равных. Причем он совершенно не стеснялся того, что я разбираюсь в чем-то лучше, чем он, а я был отличником, многим интересовался и действительно знал много такого, что Махмуду было неизвестно. Он этого совершенно не стеснялся, просил рассказывать и если не понимал, просил объяснять. Махмуд никогда не упускал возможности чему-то научиться…

Война приближалась к концу. Махмуд к тому времени начал чудесно расцветать. У него открылись не только поразительные способности танцора, но и замечательного драматического актера. Такое сочетание встречается очень редко, только у самых больших мастеров.

Очень жалею, что в то время спектакли нашего театра не снимались на кинопленку и уже никто не сможет увидеть, каким замечательным артистом оперетты был в свое время Махмуд Эсамбаев. В какой-то мере это можно представить сейчас, если посмотреть фильм «Маленький Мук», вышедший в начале восьмидесятых годов. Теперь это нетрудно осуществить при помощи всемогущего Интернета.

В этой чудесной киносказке Махмуд играет роль злого и жадного казначея. И даже по этой небольшой роли можно понять, каким веселым, остроумным и ярким он был актером даже в тех ролях, где ему не нужно было танцевать. Но я опять забегаю вперед…

Насколько я помню, в театре никто никогда не интересовался национальностью Махмуда. Пятигорск был городом многонациональным…

И вот в 1944 году по Кавказу прокатилась волна выселений. Исчезли целые народы: чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы. Об этом рассказывали шепотом, в газетах и по радио ничего не сообщалось.

Только тогда мы с Мишей Водяным узнали, что Махмуд — чеченец.

Мы боялись за него. Очень не хотелось, чтобы его куда-то выселили, увезли. Не знаю точно, но мне помнится, что руководители театра специально ходили к городским властям и просили не трогать Махмуда. Тогда он уже получил большую известность и пользовался симпатией всего театра и многих тысяч зрителей. Может быть, именно поэтому его не коснулась первая волна депортаций, которая прошла в феврале 1944 года.

Но с этого времени Махмуд стал другим человеком. Его чудесный искренний смех оборвался, и он больше не был таким веселым и беззаботным, как раньше. Глаза его становились всё печальнее. Мы, как могли, старались отвлечь его от тяжелых мыслей, пытались убедить, что война скоро кончится, его родные вернутся, жизнь наладится…

Не наладилось, не обошлось.

Летом 1945 года театр наш отправился на гастроли в Грозный.

В составе труппы Махмуда уже не было. Он исчез еще в Пятигорске. Кто-то говорил, что его увели под стражей, кто-то рассказывал, что он сам уехал в Среднюю Азию, искать родных…

Сейчас я знаю, что в эту ссылку в Казахстан Махмуд отправился сам, по собственному желанию. Он считал, что должен разделить судьбу своей семьи и своего народа…

Чуть позже мы расстались и с Мишей Водяным. Его в 1945 году позвали в город Львов, где тогда создавался театр оперетты. Он ведь к нам приехал из Ташкента, где учился и потом всю жизнь дружил с известным фельетонистом Ильей Шатуновским, работавшим в «Комсомолке». Потом Миша переехал в Одессу и до конца дней работал в театре, который сейчас носит его имя…

Отъезд Миши из Пятигорска происходил в тайне, потому что из театра его никто бы не отпустил, мужчины были буквально наперечет. Я, в большом секрете от всех, провожал его на вокзале, и мы прощались у вагона. Очень всё это было грустно. Я даже не подозревал, что будет завтра.

Завтра меня вызвали в дирекцию и сказали: «Вот твой друг, Миша Водяной, сбежал куда-то, так что давай теперь выручай, выходи сам на «Кушать подано», а то мужчин у нас совсем нет».