Ведь вся наша жизнь — это встречи. Первая — с родителями, другие с людьми, которые дарят нам свою самобытность. Но самые дорогие, самые ценные встречи — это Встречи с Друзьями.
И если в жизни случится хотя бы несколько таких встреч — то можно считать, что тебе необыкновенно повезло».
ПОЛУСТАНОК МЕРКЕ
С февраля 1944 года по Пятигорску ходили слухи, что по всему Кавказу собирают в большие партии и куда-то отправляют чеченцев, ингушей, кабардинцев, балкарцев, представителей других народов Кавказа, которых Сталин обвинил в сотрудничестве с гитлеровцами. Оправдываться, доказать свою невиновность никому не позволяли. Чекисты рыскали повсюду. Хватали людей на улицах, в домах, устраивали облавы на тех, кто пытался укрыться в горах и лесах. Тех, кто оказывал сопротивление, убивали…
Об этом всегда мало писали. А ведь это величайшее преступление сталинского режима — депортация с родной земли целых народов. Даже после того, как культ Сталина был развенчан «дорогим Никитой Сергеевичем», об этом по-прежнему ничего не позволялось говорить. Только сорок лет спустя открыли шлюзы молчания, и хлынула из них на страницы книг и газет лавина народного горя, физических и душевных мук людей, не понимающих — за что?!
О том периоде жизни Махмуда в его официальных биографиях коротко и невнятно сообщалось, что он «волею судьбы» оказался в Киргизии. Что пришел как-то в театр оперы и балета и сказал: «Здравствуйте, я Махмуд Эсамбаев, нельзя ли у вас поработать?» Его приняли, и он со временем стал известным танцовщиком.
Об этом хоть что-то известно. Но мы почти ничего не знаем о том, как он метался по бескрайним киргизским и казахским степям в поисках своих родных и близких, как сам много раз мог стать заключенным и навсегда проститься со своим великим будущим — какие могут быть танцы в лагерях? Он вполне мог сгинуть здесь, в бескрайнем «Архипелаге ГУЛАГ», как сгинули очень многие таланты всех народов, населявших СССР. Но и тут ему, можно сказать, повезло.
Махмуд не любил говорить об этом времени. Он ведь тоже поначалу верил, что великий и мудрый Сталин просто не знает об этих выселениях. И даже когда правда (хоть и не вся, конечно) прозвучала с трибуны партийного съезда, и тогда многие этому не верили. Махмуд страдал больше других. Ведь ему, в отличие от его народа, советская власть дала много не только плохого, но и хорошего.
Не меньшее страдание пришлось пережить Махмуду и в самом конце жизни. Он тяжело переживал крушение страны, распад Советского Союза.
— Убили дружбу народов, — говорил он. — Жадные до власти политики кромсали по живому. Наспех слепили СНГ, и где это объединение независимых государств? Где содружество? Ну ладно прибалты — эти всегда в сторону смотрели, их корни в Европе. Но остальные? Кому мешал Союз? Мудрый Назарбаев и мой друг, замечательный поэт Олжас Сулейменов, предлагали создать Евразийский союз с конфедеративным устройством. Почему их никто не послушал? Собрались в Беловежской Пуще три жадных до власти мужика, выпили для храбрости и разодрали живую страну на кровоточащие куски… А что потом? Нескончаемая смута. Стрельба из танков по парламенту. Вот оно какое получилось похмелье…
Только под конец жизни стала известна Махмуду страшная история про чеченское село Хайбах, где в феврале 1944 года руководитель операции по выселению полковник Михаил Гвишиани загнал в старую конюшню всех жителей, которых сумел застать на месте — более семисот человек стариков, женщин и малых детей. И сжег всех, как это делали фашисты. За что потом лично Лаврентием Берия был награжден орденом.
Позволю привести несколько строк из того, что известно мне лично. Полковника Гвишиани Хрущев собирался расстрелять, как это было сделано с Берией. Палача спасло то, что его старший сын, Джермен, женился на дочери премьера Косыгина Людмиле. Пришлось Косыгину спасать родственника от расстрела. Гвишиани дорабатывал простым экономистом в Доме правительства в Тбилиси. До конца своих дней этот изверг оглядывался по сторонам, опасаясь за свою поганую жизнь. Но душегубу повезло — он умер своей смертью…
Родителей Махмуда забрали в самом начале, 23 февраля. Не помешало и то, что отцу было 97 лет и что старший его сын погиб, защищая границу СССР. Забрали и сестру Махмуда Паду со всей ее семьей.
Тихонько, на ушко, Махмуду посоветовали потерять паспорт. Театральное начальство имело связи и могло помочь восстановить документ, обозначив там другую национальность. Театральное начальство было готово на всё, чтобы увести от преследования своего основного балетного солиста.
Махмуд отказался. Тогда директор театра С. Г. Ходос вызвал его в свой кабинет.