Махмуд Эсамбаев

Порой кажется, нет таких красок, которыми можно было бы нарисовать тогдашнюю тяжелую жизнь. Сталинский режим и бериевская служба безопасности проявляли поразительную изобретательность в выборе иезуитских средств для воздействия на психику и волю заброшенных на чужбину людей. Всё, кажется, делалось для того, чтобы вытравить из нашего сознания всё человеческое. Например, дороги между поселками, районами и областями всегда были перекрыты постами внутренних войск. Они останавливали весь транспорт и пешеходов и задавали один и тот же вопрос: «Есть здесь чужие?» «Чужими» были мы. Кроме того, каждый из нас, «спецпереселенцев», регулярно должен был являться в комендатуру и подтверждать тем самым, что он никуда не сбежал. Противиться никто не мог, ибо это расценивалось как противодействие закону и влекло самые суровые последствия. Даже за письма, с которыми доведенные до отчаяния люди обращались к Сталину с жалобами на невыносимые условия жизни, их авторов подвергали репрессиям. Вспоминать об этом тяжело, а видеть и переживать было просто невыносимо.

Да, вайнахи пережили и это, но только ценой гибели третьей части своего народа… И всё это вместе со своим народом пережил и великий Махмуд, который, будучи еще совсем юным, в составе фронтовой концертной бригады объездил всю передовую и чуть не лишился жизни».

Махмуд едва нашел силы, чтобы выбраться из вагона на конечной станции. Более страшной поездки в его жизни не было. Неудивительно, что из обросших инеем загаженных вагонов вынесли и положили на снег больше десятка тел стариков и детей, которым не довелось доехать живыми до конечного пункта. Это был Казахстан, станция Макинка (позже райцентр Макинск).

Всех выживших загнали в грузовики и развезли по колхозам.

К счастью, везде есть добрые люди. Изможденного и почти ничего уже не понимавшего Махмуда приютила семья украинцев, а вернее сказать, продавщица сельмага Ольга, которую поразили юная красота и слабость Махмуда. Она буквально на руках принесла его домой. «Витя, — сказала она брату, — раздень-ка хлопца, я сейчас согрею воды, его нужно помыть».

Ольга принесла воды, согрела ее в печи. Махмуд, всё еще пребывавший в шоковом забытьи, почти не сознавал, что с ним происходит. Он мылся впервые за пятнадцать дней. Постепенно горячая вода привела его в чувство, и он стал что-то понимать. По крайней мере смог ответить, что его зовут Махмуд и что он приехал с Кавказа, из города Грозного.

Кроме доброй дивчины Ольги и ее брата Виктора, в доме жил их отец, который поначалу отнесся к Махмуду с большим подозрением. Однако главным кормильцем в семье была Ольга и она всё решала. Так Махмуда спасли. Ольга и Виктор не только отмыли, отогрели, накормили кавказского спецпереселенца, но уже на следующее утро оформили подсобным рабочим в магазин (помогли Ольгины связи — в ее магазин ходило все местное начальство). Тут, в подсобке, можно было если не заработать, то хотя бы подкормиться, да и власти уже не так придирались к спецпереселенцу, который оформлен на работу.

За пару месяцев Махмуд пришел в себя, научился двигать ящики и приобрел репутацию «своего парня». Даже сильно выпивающий Ольгин папаша примирился с новым квартирантом, хотя каким-то шестым родительским чувством знал, что напрасно его командирша-дочка надеется прибрать гарного хлопца к рукам.

После того как Махмуд пришел в себя и почувствовал силу, он явился в колхозный Дом культуры. Там он обнаружил заведующего клубом дядю Васю Фомина, который давненько уже скучал без дела, и попросил его сыграть цыганочку. Дядя Вася без долгих уговоров вынул инструмент из чехла и растянул меха. Баянист он был профессиональный. Тут Махмуд показал изумленному заведующему сельской культурой, что он умеет делать на сцене.

Через месяц Махмуд стал кумиром деревенской молодежи. Его приглашали на дни рождения, на редкие пока (мало вернулось с войны мужчин, а мальчишки еще не подросли) свадьбы, да и на все другие праздники, которые советская власть разрешала праздновать.

В конце концов, голова (председатель) колхоза — толстый и веселый хохол, сильно похожий на запорожца Тараса Бульбу, — решил, что такого красавца-плясуна следует показать всему остальному миру. В душе голова был большим поклонником искусства и меценатом. Под личную ответственность он взял Махмуда с собой в Караганду (напомним, что самому спецпереселенцу без специального разрешения никуда выехать было невозможно).

В Караганде они зашли в музыкальный театр, где Махмуд показал рекомендательное письмо директора Пятигорского театра музыкальной комедии С. Г. Ходоса. Письмо, как и ожидалось, подействовало безотказно, Махмуда решили зачислить в труппу без просмотра. Однако, когда узнали, что он чеченец, притормозили. До сих пор ни одного спецпереселенца в театрах Казахстана не было ни на каких должностях. Тут было о чем задуматься. И хочется взять, да страшно. Кто может сказать, как всемогущие органы отнесутся к такому самоуправству? Не сочтут ли это укрывательством «врага народа», за которое положено пять лет лагерей?