Всё же его решились взять — временно, по договору. Тут и национальность указывать не надо. Если работники органов начнут задавать вопросы, можно прикинуться наивными и сказать, что сами ничего толком не знали…
Расчет оправдался. Махмуд вполне сносно выступал в новых, совершенно незнакомых ему пьесах и ролях, да ему и посоветовали поначалу особенно не выделяться. Пусть люди помаленьку привыкают…
Жизнь налаживалась, и вскоре Махмуд встретился с первой своей почти что женой.
Ее звали Маргарита Бели. Весьма симпатичная девица, настоящее чудо интернационализма — мать немка, отец азербайджанец. Оба родителя — врачи-гинекологи, в недавнем прошлом известные и процветающие. Высланы в Казахстан еще в начале войны вместе со всеми поволжскими немцами. Жили они нелегальными абортами. Времена были жесткие, все знали, что если за таким делом поймают — тюрьма до конца дней, а то и расстрел. Но и аборты кому-то делать нужно. Не только ведь простые неосмотрительные гражданки, но и важные начальственные дамы очень нуждались в умелых руках и неболтливых языках ссыльных гинекологов. Нуждались порой очень и очень. Так что жила ссыльная семья дамских врачей в целом очень даже неплохо. Были они к тому же завзятыми театралами, не пропускающими ни одной премьеры в местном театре.
У единственной их дочки Маргариты имелось всё, о чем может мечтать девица на выданье. Две шубы — одна из норки, другая из голубого ферганского каракуля, красивые платья, туфли на высоком каблуке и весьма неплохие драгоценности. Имелись, конечно, и поклонники. Вот только не было среди них подходящего мужчины, которым можно было бы гордиться, как солидной бриллиантовой брошью. Махмуд на роль достойного мужа в целом подходил — артист! Не исключено, что со временем его возьмут в театр на постоянную работу. Что спецпереселенец, не так уж и страшно. У родителей имелись полезные связи, и тут возможно было после свадьбы ситуацию поправить. Но когда Махмуд узнал из разговоров (его уже считали своим и почти не стеснялись), откуда берется гинекологическое благополучие, ему это сильно не понравилось. Он быстро собрал вещички — их у него тогда было совсем немного — и в прямом смысле слова выскочил в окно.
Так что первая, совсем уж было сложившаяся женитьба не состоялась.
Убежал Махмуд довольно далеко от Караганды и оказался в столице Киргизии — замечательно красивом, зеленом и тихом городе Фрунзе, ныне Бишкеке. Он, конечно, очень сильно рисковал. Если бы во время весьма неблизкой поездки из Караганды во Фрунзе он кому-то (проводникам, милиционерам, контролерам, да просто бдительным соседям) показался подозрительным, этот вояж мог бы стоить ему двадцати лет лагерей. К счастью, обошлось. Выглядел он тогда вполне респектабельно, одет был прилично, держался спокойно и уверенно.
Приехав во Фрунзе, Махмуд прямо с вокзала отправился в республиканский театр оперы и балета, где показал безотказное письмо С. Г. Ходоса, благодаря чему не был сдан в милицию, а, наоборот, принят в балетную труппу. Заметим, что для этого руководству театра пришлось провести очень непростую операцию — оформить задним числом перевод Махмуда из карагандинского театра в свою труппу и провести эти документы через соответствующие властные структуры.
В Киргизском театре оперы и балета Махмуд наконец-то встал к балетному станку. С ним начали работать профессиональные балетмейстеры и хореографы. Именно здесь он стал во всей сложности и многообразии постигать бесконечно сложный мир классического балета.
Спустя несколько месяцев он уже участвовал во всех основных постановках театра. Вскоре уже никто из его опытных коллег не мог лучше исполнить испанский танец из «Лебединого озера», а венгерский из «Раймонды» в его исполнении всегда сопровождался бурными овациями.
Появились у Махмуда поклонники, старавшиеся не пропускать спектаклей, в которых он танцевал. Среди них были и чеченцы — люди, которым, несмотря на свою национальность, удалось неплохо устроиться в столице Киргизии. В основном, конечно, в силу нужной профессии. Ведь среди спецпереселенцев были инженеры, бухгалтеры, опытные преподаватели и ученые различных специальностей. Они при любой возможности приходили на спектакли посмотреть на своего талантливого земляка. Махмуд, конечно, тоже сразу примечал их среди других зрителей. Известное дело, чеченец чеченца видит издалека.
Постепенно завязывались добрые отношения. Чеченцы сочувствовали ему. Они прекрасно понимали беду Махмуда — он до сих пор не мог найти даже самых приблизительных следов своих родных. Без всяких просьб с его стороны они, каждый в силу своих возможностей, старались помочь. И вот наконец Махмуду передали, что некий старик чеченец по фамилии Эсамбаев (кажется, с женой) живет в поселке Мерке. Мерке — это маленький степной аул, затерянный между Джамбулом и Фрунзе.