Надели на меня смокинг, лакированные туфли… вот с этим была проблема, лакированных туфель не хватало, так что дядя Вася-электрик, когда выходил в массовке, надевал новые галоши. Издалека отличить невозможно, они ведь тоже блестят. Мне туфли нашли. Всё же роли у меня были со словами. В «Сильве» например, в первом акте, когда она выходит замуж за Эдвина, я, исполняя роль священника, нараспев зачитывал брачный документ: «…Обязуюсь княжеским словом на-а-а-шим, девицу Сильву Вареску взять в жены, обязуюсь также договор сей скрепить, как надо, бра-а-ком по зако-о-ну…»
В это время Фери трагически восклицал: «Это невозм-о-о-о-жно!»
Простак вылезал с дурацким утешением: «Скушайте конфетку».
И слышал в ответ: «Убирайтесь к черту!»
Десять секунд на сцене, но ведь это почти роль. И к тому же я отрабатывал за своего друга. Конечно, безумно волновался, и как жаль, что тогда рядом уже не было Махмуда, который умел поддержать и успокоить. Он тогда был уже где-то в Средней Азии, искал своих родных. Как я теперь знаю, это были самые суровые и опасные годы в его жизни…
Потом, спустя несколько лет, мы встретились с ним уже в Москве, это было уже после смерти Сталина. Он танцевал в каком-то театре, и всё у него было нормально…
В первую же встречу он не стал рассказывать о своих заключениях в ссылке, а радостно вспомнил: «Помнишь, Генрих, что говорила Мария Васильевна, твоя замечательная мама — она ведь прямо так и сказала — Махмудик, ты будешь большим танцором! И вот получилось!» — при этом он делал руками такой удивленный и радостный балетный жест.
Как было приятно это слышать!
Махмуд был замечательным другом. Нельзя сказать, что, живя в Москве, мы с ним часто встречались. У нас обоих тогда было много работы. Он готовил свою знаменитую сольную программу и к тому же постоянно гастролировал. Я тоже не вылезал из командировок. Но если нам удавалось встретиться, мы замечательно проводили время вдвоем…
У него тогда была замечательная семья. Чудная жена Нина Аркадьевна и умница дочка — Стелла. Она пошла по отцовскому пути и связала свою жизнь с балетом. Сначала танцевала, потом стала преподавателем и искусствоведом. Мы приходили к ним, они приходили к нам.
Махмуд был, конечно, суперталантливым танцором. И даже если бы он выбрал путь классического балета, он и там стал бы единственным и неповторимым. Но он выбрал эстраду. Он создал неповторимый венок народных танцев, танцев народов всего мира, стал единственным и уникальным явлением в мире балета, которое по значению можно сравнить только с таким же единственным и великим ансамблем Игоря Моисеева.
Я иногда просматриваю свои фотографии и вижу — вот Махмуд в каком-то белом фраке и белом цилиндре, тут в удивительном костюме из шкур леопардов, а тут он — индийский бог Шива… Махмуд бесконечно разнообразен и неповторим, как сам наш разноязыкий, многоцветный, неповторимый мир танца…
В сентябре 1999 года в Пятигорске отмечали 60-летие со дня основания театра музыкальной комедии. На здании театра тогда установили мемориальную доску, на которой были выгравированы фамилии основателей театра и наиболее известных артистов, работавших здесь. Есть на этой доске фамилии моих родителей. Ну, и, конечно, фамилия Махмуда Эсамбаева.
Махмуд очень хотел приехать в Пятигорск. Но не смог, он был тогда уже серьезно болен. Я пришел к нему домой и записал на видеопленку его приветствие. Таким образом, слова Махмуда прозвучали на празднике театра, в котором началась его блистательная артистическая карьера.
В том же 1999 году, еще сын Артем был жив, мне исполнилось 70 лет.
Понятно, что одним из самых дорогих гостей на моем юбилее должен был стать Махмуд, но… он лежал в больнице, причем врачи объяснили, что положение его тяжелое, какие уж там юбилеи…
И вот, представьте себе, Махмуд приехал!
Я спросил его — как же он сумел вырваться? И он ответил, что сказал врачам, что даже если ему суждено умереть завтра, сегодня всё равно должен прийти на юбилей своего старого друга.
Он сидел среди гостей, рядом с Сергеем Владимировичем Михалковым, в своей известной всему миру папахе, улыбался и казался таким же юным, каким я помнил его по нашим пятигорским временам. Махмуд пробыл с нами весь вечер, был весел, сказал, как всегда, замечательную речь.
Он был не только великим артистом, он всегда был настоящим другом. Это был человек, окончивший всего шесть классов средней школы, но обладавший при этом высшим душевным образованием.
Таким и остался до конца своих дней.
Это самородок. Бог создал его таким.
Как говорят в сказочной Индии, танцы которой он так блистательно исполнял, — карма этого человека такова, что он обязательно должен вернуться в наш мир в обновленном и еще более высоком призвании.
Я счастлив, что на моем жизненном пути не просто встретился, а навсегда поселился несравненный художник, Мастер во всем высоком понимании этого слова.
Я благодарю судьбу за то, что у меня была эта встреча.