Танец начинался с того самого, первого, крадущегося движения…
Горец-изгой возвращался на землю отцов. Возвращался, преодолевая страх, закрывая лицо башлыком. Он то и дело хватается за кинжал, готовясь дорого отдать свою жизнь…
Но вот наступает момент, о котором он мечтал много лет. Он видит вдалеке сакли родного аула…
Теперь всё…
Он больше не боится смерти.
Он срывает с лица башлык!
Втыкает в землю кинжал!
Он счастлив, готов жить… и даже умереть!
И если впереди его ждет смерть, то умрет он на родине!
Утром Махмуд показал наметки нового танца Ивану Кирилловичу Ковтунову. Балетмейстер был поражен. Он-то прекрасно знал, какая это сложная и непредсказуемая работа — создание нового оригинального танца.
То, что демонстрировал ему Махмуд, было на редкость выразительно, драматично и ни на что нс похоже.
Тогда для Ковтунова впервые открылась новая, неведомая доселе сторона таланта Махмуда.
По смыслу и сути это был не просто танец, а целая хореографическая поэма с завязкой, развитием и развязкой.
Подсказывать по большому счету было нечего, кроме каких-то профессиональных деталей, которые они обсудили, отработали и проверили…
Так родился на свет этот первый авторский танец Махмуда Эсамбаева «Легенда».
Махмуду, как и многим артистам балетной труппы Киргизского государственного театра, приходилось часто выступать в концертах, и там он обычно показывал характерные танцы из различных классических балетов. Но иногда, в тех случаях, когда концерт был не слишком торжественный и официальный, Махмуд мог позволить себе стремительную «Лезгинку», лихую «Цыганочку», «Яблочко» или русскую пляску «Полянка». Он видел, что эти отклонения от программы вызывают у зрителей горячее одобрение.
Теперь к этому набору можно добавить «Кровную месть», вернее «Легенду», как этот танец именовался официально. Заодно можно будет проверить, понятна ли людям трагическая мысль, вложенная в этот танец…
Да, вот еще испанский танец. Он был бы очень хорош для такой программы… если бы еще с кастаньетами!
О, эти кастаньеты!
Испанские танцы вообще ни на какие другие не похожи. Вот что говорил о них сам Махмуд:
«Испанец сосредоточен в танце. Смотрит вниз, самое большее — прямо перед собой. Весь темперамент в ногах. Всё идет в пол. Твердо. Внешне испанец небрежен, но в этой небрежности страшная собранность…
Вот идет молодой испанец. Идет медленно, с достоинством. Через левое плечо перекинуто пончо из грубой шерсти. Оно сильно натянуто левой рукой, которая упирается в бок. Спина от этого прогнута, напряжена. А ноги свободны, предельно расслаблены. Вот так он идет, смотрит прямо перед собой. Небрежен и одновременно очень собран…
Надо видеть народ, чтобы понять его характер, и тогда поймешь его танцы.
Я очень люблю испанские танцы. Ну, и старался подмечать тонкости исполнения у приезжих артистов. Однажды мне особенно повезло. В город приехала известная испанская танцовщица Марита Альберинго. Я попросил ее научить меня работать с кастаньетами. Она любезно согласилась и дала мне несколько уроков…»
Эта красивая женщина была истинным виртуозом, а кастаньеты в ее руках умели не только задавать ритм, но плакать, смеяться и петь, они придавали танцу особенное неповторимое очарование. Когда Альберинго уехала, Махмуд стал отрабатывать показанные ему приемы игры на кастаньетах. Но у него никак не получался один прием — даже не сам прием, а переход от одного ритма к другому. Казалось бы, мелочь, но только не в искусстве. Махмуд бросил всё и помчался вслед за артисткой в Алма-Ату. На попутных повозках, машинах, через снежные заносы и перевалы. Он чуть не замерз в пути и основательно простудился.
Немало удивилась знаменитая артистка, увидев перед собой посиневшего от холода коллегу. Узнав, зачем он примчался, она огорченно всплеснула руками: «И только ради этого?!» Но потом задумалась.
— Ведь это совсем не пустяк, — заметила она серьезно. — Вы добрались до настоящего секрета кастаньет, и теперь я обязана его раскрыть. Вы один из тех артистов, для которых не может быть профессиональных тайн. Вы их всё равно узнаете. Многие, правда, ограничиваются даже не всеми теми приемами, которые я показала вам во Фрунзе, и вполне преуспевают, им много и не надо.
Альберинго показала тот трудноуловимый переход, который так важен в мастерстве владения кастаньетами, и когда Махмуд этот прием освоил, подарила ему свои концертные кастаньеты.
Вернувшись во Фрунзе, Махмуд заказал для кастаньет специальные красивые шерстяные варежки. Кастаньеты у него теперь всегда были теплые, а значит, готовые к игре.