Макорин жених

Товарищам в мастерской стыдно в лицо смотреть. По улице идешь, глаза совестно на людей

поднять. Хочется, в клуб пойти, с подругами встретиться, а на душе лихо. Сидишь дома. А

Ефим опять в проповеди меня. Получается, что я соблюдаю каноны секты. На работе всё из

рук валится, нормы не могу выполнить, брак пошёл. А Ефим белым глазом сверкает, на

молениях в меня перстом тычет: «Смотрите, она поступает истинно по-христиански».

Сколько раз появлялось желание покончить со всем этим, а сил не хватало. Когда пришел

Юра, я испугалась и обрадовалась. И вдруг он сказал, что жениться на мне хочет... Я не

помню, что со мной было дальше. Кажется, я сходила с ума... И Ефим и Фишка гнались за

мной, страшные, глаза зеленые, ногти крючковатые...

Макора ласково положила ладонь на голову девушки.

– Не надо, Нинок. Не вспоминай. Всё прошло, кончилось. Теперь ты здорова, и тебе

нечего бояться...

Нина прижалась к Макориному плечу.

– Я их не боюсь. Теперь я их понимаю. А вот как, Макора Тихоновна, люди-то на меня

будут смотреть?.. Презирать станут. .

– Ну что ты, Нина! Успокойся, ничего такого не случится. Никто тебе и не напомнит того,

что было. Мало ли человек споткнется. Если сам он чист и душа у него ясная, случайная

ошибка не запятнает его. Поправишься, будешь работать... Твои друзья всегда будут с тобой...

– А Юра?

Макора ждала этого вопроса.

– Что Юра! Этот парнище, пока ты болела, терпеливо высидел в соседней комнате. Он,

наверно, и сейчас там...

На цыпочках Макора подошла к двери, чуть приоткрыла её.

– Юра, ты тут? Зайди-ка сюда...

На пороге появился Юра с растерянной улыбкой и с кульком мандаринов в руке. Он не

сразу нашёлся, как ступить и что сказать. Осторожно шагнул к кровати Нины, неловко

положил кулёк на тумбочку.

– Вот это тебе... Здравствуй, Нина, – сказал он, весь красный.

– Здравствуй, Юра. Извини...

Макора вышла на кухню ставить самовар. Когда она вернулась, Юра и Нина мирно

беседовали. Нина ела мандарин, сочный, золотистый, словно наполненный солнцем. Глаза у

неё блестели, и впервые после болезни она улыбалась светло и счастливо.

– Хватит тебе, Нинуха, валяться в постели. Вставай, поднимайся, рабочий народ! –

озорно запела Макора, взяла Юру за чупрун и потянула к двери. – Выйди пока, дай

прифрантиться невесте, жених...

В кухне Юра встретил Егора Павловича. Тот снимал заколевшие за день валенки,

кряхтел. Кивнул Юре.

– Сидишь всё? Как там дела-то? Скоро поправится твоя знакомая?

– Не знакомая, Егор Павлович, а невеста...

– Ишь как! Легко у вас, у молодяжек, получается. А у меня, брат, так не выходило...

Двадцати пяти втюрился, а сорока пяти женился, двадцать годиков в женихах ходил... в

Макори-иых. Ну, что по глупости на Паране женился, то не в счёт...

3

Васька Белый приложил свою огромную рукавицу к шапке, расцвел лицом и громко

сказал:

– С законным, значит, браком вас, товарищ уполномоченный!

– Спасибо, – ответил Юра, тоже приложив ладонь к козырьку. – Откуда вам известно о

моем браке?

– Эко дело, откуда известно. Ваське Белому всё известно. В поселке-то меня знают,

ничего от меня не таят. А вы, товарищ уполномоченный, меня, старика, обманули, собранье-

то так и не устроили. А я выступать хотел, конспекту делал...

– Какое собрание? О чем вы, дед?

– Забывчивы вы, молодые. А помнишь, вскоре после вашего приезда я тебя спрашивал у

склада? Вы еще в клуб направлялись...

– А, вспомнил! Вы уж извините, Василий Ануфриевич, всё некогда было собранием

заниматься...

Васька расчувствовался, его, может быть, впервые назвали полным именем и даже с

отчеством.

– Дак почто извиняться, я и подождать могу. Конспекта-та у меня хранится. Макора

проверила, говорит: шикарная конспекта. Для областных ораторов будто подходящая. Ну дак

что! Не кто другой и составлял, а Васька Белый. Худую разве сделает? Закурить-то у вас,

товарищ уполномоченный, найдётся? Угости-ко, – без всякого перехода потребовал он.

Юра пошарил в карманах, папирос не оказалось.

– К сожалению, нет. На обратном пути я вас угощу, дедушка...

– И ладно, не велика беда, нет дак... Я к слову...

Заметив попытку Юры идти, он взял его за пуговицу.

– А что, товарищ уполномоченный, сказывают, твою невесту чуть сектанты эти не

изуродовали? Правда это?

– Да, к сожалению, – неохотно ответил Юра нахмурясь.

– От них всякого ждать можно, – доверительно заговорил старик. – Этого Ефимка-то я

знаю. Да и Фишка сусед мне, весь в отца своего, Мизгирева. Приемистый, дери его корень...

Папашка-то у него был – не клади пальца в рот. Всё с богом да со Христом, всё с крестиками,

а как захватит да прищемит – реви не реви, не вывернешься. Олексе Сенькиному, суседу, пуд

муки дал однажды взаймы. Отдашь, говорит, к ильину дню. Взял Олекса пуд, думает: до

ильина дня далеко, выкручусь. А пришел срок – муки-то и нет. Он слезно молит подождать,

папаша Фишкин ни в какую. Олекса – в ноги. Мизгирёв хохочет, говорит: «Хоть сапоги лижи,