Только однажды от его метафоры и мне влетело. Было дело....
– Вам?
– Лично мне. Отдубасил он меня через свой киноаппарат. И в рифму, со звоном. Тогда-то
я рассердился малость. А потом понял, что это справедливая метафора... Соображать стал,
что и стихоплёты полезными могут быть. А Макора страсть любит стихи.
Упавшее было пламя снова поднялось... На белый наст посыпались хлопья
взметнувшегося вместе с дымом серого пепла.
– Не пора ли нам в путь-дорогу, друг? – сказал Егор Павлович и стал, покрякивая,
подниматься. – Я по ельнику пройду, низом, а ты по старой лыжнице ступай, чтобы не
заблудиться...
– Почему не вместе?
– А потому, ты мне охотиться мешаешь. Что я – зря, что ли, эку даль колесил?
Увидев, что Юра по-детски надул губы, Егор Павлович добавил:
– Ты не обижайся. Белка-то для тебя, может, и метафора, а для меня она ценная
пушнина...
Большой, грузный на своих неуклюжих лыжах, он зашагал к сизой стене ельника, резко
выделяющейся на склоне холма.
3
К концу квартала выяснилось, что план не вытянуть, немного, самую малость, а всё ж
таки не вытянуть. И тогда по старой привычке Синяков объявил аврал. Послали на рубку
леса дорожников, уборщиц общежитий, домашних хозяек в поселках. Начальник лесопункта
приказал закрыть на время бани и прачечные, вывести в лес всех конторских служащих,
послать в делянки рабочих из механических мастерских. И тут он столкнулся с новым
техноруком. Егор остановить работу мастерских наотрез отказался.
– Не дело, Федор Иванович, – сказал он. – У них и так ремонт машин отстает от графика.
– Ничего что отстает, наверстают. Пусть недельку на лесосеке порезвятся, здоровее
будут, – возразил Синяков. – Завтра всем выйти в лес. Понятно?
– Непонятно, начальник. Механизаторы из мастерской никуда не выйдут, – уперся
Бережной.
– Это кто же здесь, выходит, начальник – я или ты? – взъелся Синяков.
Егор, усмехнувшись, разгладил усы и сказал спокойным, ровным голосом:
– Начальник ты, товарищ Синяков, а механизаторы будут работать в мастерской...
Синяков хлопнул дверью и, заплетаясь в полах своей бекеши, помчался вдоль по улице
поселка. «Куда он, в мастерские?» – забеспокоился Егор. Он позвонил в мастерские. Там
ответили, что не было начальника лесопункта, не заходил. Егор сказал, чтобы на аврал не
выходил ни один слесарь, чтоб все занимались своим прямым делом.
Весь день Синяков не появлялся в конторе. Егор звонил на участки, там тоже никто не
видал начальника. А он, обойдя механические мастерские стороной, пришел домой
расстроенный, возбужденный. На ребят прикрикнул, что не часто с ним случалось, на робкий
вопрос жены: «Что случилось?» – не ответил. Сел к окну и так просидел чуть не до вечера,
скребя ногтем ледяные узоры на стекле. Вера Никитишна бесшумно ходила по комнате,
посматривая на мужа и не решаясь с ним заговорить. Наконец не выдержала, подошла,
тихонько положила ладони на мужние плечи.
– Ты бы сказал, Феденька, что у тебя стряслось.
Муж отозвался не сразу. Он еще посидел так, опустив голову, чувствуя тепло жениных
ладоней сквозь рубашку.
– Худы мои дела, Веруха... Назначил я Бережного на свою голову. Он, смотри-ко ты, со
мной совсем не считается. Я отдаю приказ – он его отменяет... Нет, он ещё узнает, что
Синяков чего-нибудь да стоит...
Жена с трудом добралась до сути дела, а когда поняла, в чем заключалась их распря,
сказала:
– Ты, Феденька, на меня не сердись, а только я тебе скажу, что на Бережного обижаться-
то тебе не надо...
– Как так не надо! – подскочил Синяков.
– Да ты успокойся, не взвинчивай себя, тебе вредно, – ворковала жена. – Бережной
худого не сделает...
От ласковых уговоров жены Синяков остыл, постепенно отошел, успокоился. И хотя до
последних дней месяца он всё косился на Егора, однако в душе начинал упрекать себя за
горячность. Что ни говори, а Бережной оказался прав. Хоть и с трудом, а квартальный план
всё же доконали. Это добро. Но добро и то, что машины, отремонтированные
механизаторами, с первых дней нового квартала вышли на трассу. Пока держится зимняя
дорога, они немало вывезут кубариков. Так-то, мил-друг Федор Иванович, выходит, и впрямь
Бережной лил воду на твою мельницу.
Ох, не последний раз сталкивались Бережной с Синяковым – и на производстве, и в быту,
и в политике, и в разных житейских мелочах бывали стычки и немалые, но странное дело,
Синяков кипятился, лез на рожон, а в конце концов сникал, увядал и в душе чувствовал себя
виноватым перед спокойным, невозмутимым, посмеивающимся в усы Бережным. Раз Егор
сказал Синякову, что две семьи механизаторов из старого, доживающего последние дни
барака надо бы переселить в новые, только что построенные домики. Синякову не
понравилось вмешательство технорука в чужую, как он считал, сферу действия.
– Ты меня не учи. Сам знаю, кого куда вселять...