Макс Хавелаар

Этот Шальман просто бродяга. Ты должен знать, читатель, что Бастианс опять часто не является в контору из-за приступов подагры. Так как для меня обращение с капиталами фирмы (Ласт и К⁰) составляет дело совести, — ибо в принципиальных вопросах я непоколебим, — то мне третьего дня пришла в голову мысль: у Шальмана все-таки хороший почерк, а вид у него жалкий — значит, его можно нанять за умеренное вознаграждение. И я понял, что мой долг перед фирмой позаботиться о наиболее дешевой замене Бастианса кем-нибудь другим. Поэтому я отправился на Большую Лейденскую улицу. Опять я увидел торговку из лавки, но она, казалось, не узнала меня, хотя совсем недавно я объяснял ей, что я мейнхер Дрогстоппель, кофейный маклер с Лавровой набережной. Я чувствую себя всегда оскорбленным, когда меня не узнают; но так как значительно потеплело — прошлый же раз на мне было пальто с меховым воротником, — то я приписал это перемене костюма и готов был не считать ее поведение оскорбительным. Поэтому я объяснил ей еще раз, что я мейнхер Дрогстоппель, кофейный маклер с Лавровой набережной, и попросил ее узнать, дома ли Шальман, так как мне неприятно иметь дело с его женой, которая всегда недовольна.

Но эта ничтожная торговка отказалась подняться к ним. Она не может целый день лазить по лестницам из-за каких-то нищих, — сказала она, — мне надо подняться самому. За этим последовало описание лестниц и дверей, в котором я совершенно не нуждался; я всегда узнаю то место, в котором однажды побывал, ибо ко всему отношусь внимательно. Я привык к этому в своих делах.

Итак, я взобрался по лестнице и постучался в знакомую дверь, которая сама открылась. Я вошел и, не найдя в комнате никого, оглянулся вокруг. Впрочем, смотреть было не на что; на стуле висели вышитые детские штанишки. Для чего таким людям вышитые штаны? В углу стоял не особенно тяжелый чемодан, — я мысленно взвесил его за ручку, а на каминной полке лежало несколько книг, которые я стал рассматривать. Странная коллекция! Несколько томиков Байрона, Горация, Бастиа, Беранже и — угадайте-ка! — библия, полная библия, и даже с апокрифами!

Этого я от Шальмана не ожидал. И, по-видимому, он ее читал, так как в книгу были вложены отдельные листки бумаги с заметками о прочитанном, — он утверждает, что Ева родилась дважды... — парень сошел с ума! — и все они написаны были тем же почерком, что и рукописи в его проклятом пакете. Шальман, как видно, особенно прилежно изучал книгу Иова, ибо страницы в этом месте были истрепаны. Я думаю, он начинает чувствовать на себе руку господа и хочет помириться с ним посредством чтения библии... Я ничего не имею против.

От нечего делать мой взгляд упал на дамский ящичек с рукодельем, стоявший на столе. Без всяких дурных мыслей я осмотрел его; в нем оказалась пара недовязанных детских чулочков, несколько листков с нелепыми стихами и письмо жене Шальмана, как я усмотрел из адреса. Письмо было вскрыто и имело такой вид, как будто его прочли и поспешно вложили обратно в конверт.

У меня твердый принцип — никогда не читать писем, адресованных не мне, ибо я считаю это неприличным. Поэтому я этого не делаю, если того не требуют мои интересы; но тут я вдруг, точно по наитию, утвердился в мысли, что мой долг заглянуть в письмо, так как его содержание, при том человеколюбивом намерении, с которым я явился к Шальману, может оказаться мне полезным.

Я думаю сейчас о том, что господь никогда не покидает верующих, ибо он неожиданно дал мне случай узнать получше этого человека и тем избавил меня от опасности оказать благодеяние безнравственной личности. Я добросовестно следую подобным указаниям господа, и это часто приносило мне большую пользу в делах.

К моему великому удивлению, я узнал, что госпожа Шальман действительно происходит из почтенного семейства. По крайней мере письмо было подписано ее родственником, имя которого уважается в Нидерландах. Я был восхищен прекрасным содержанием письма. Пославший его был, как видно, человек, ревностно трудящийся для господа, ибо он писал, что жена Шальмана «должна развестись с этим несчастным, который заставляет ее переносить нищету, который не в состоянии заработать на хлеб себе и семье и который, помимо того, еще мошенник, ибо имеет долги; что пишущий письмо обеспокоен ее положением, хотя она сама виновата в своей судьбе, ибо покинула господа и пошла за Шальманом... что она должна вернуться к господу и что тогда, быть может, вся семья поможет ей найти работу по шитью... Но прежде всего она должна расстаться с Шальманом, который является позором для семьи».

Словом, даже в церкви трудно услышать лучшее назидание, чем то, что заключалось в письме.

Я узнал достаточно и был благодарен за это чудесное предостережение, ибо без него я вновь стал бы жертвой моего доброго сердца. Поэтому я опять решил оставить Бастианса, пока не найду ему подходящего заместителя, — ибо я не склонен выбрасывать людей на улицу, и мы сейчас не можем сократить штат, раз дела у нас идут так бойко.