Макс Хавелаар

Поистине для европейской цивилизации вовсе не лестно, что ей лишь в редких случаях удавалось доводить до конца свои грандиозные замыслы. Я не имею здесь в виду начинаний, которые приостанавливались из-за отсутствия материальных средств для их завершения. Кто хочет верно меня понять, пусть отправится посмотреть на Кёльнский собор. Пусть проникнется величием замысла, возникшего в душе его строителя, Герхарда фон Риль... Постарается понять силу веры в сердцах людей, которая позволила зодчему начать такую постройку и ее продолжать... понять мощь незримого религиозного чувства, которому для своего зримого выражения потребовался такой колосс... И пусть он сравнит этот могучий порыв с тем направлением, в каком несколько веков спустя были возобновлены строительные работы с той стадии, на которой они остановились.

Глубокая пропасть лежит между Эрвином фон Штейнбах и нашими архитекторами! Уже несколько лет, как эту пропасть стараются засыпать. И в Кёльне возобновили постройку собора. Но возможно ли вновь связать оборванную нить? Возможно ли в наши дни вновь обрести то утраченное, что некогда составляло силу и церковного фогта и зодчего? Я в это не верю. Денег, правда, добудут, а на них можно купить и камень и известь. Можно оплатить архитектора, создающего план постройки, и каменщика, укладывающего камни. Но не купить за деньги безумное и тем не менее вызывающее благоговение чувство, сделавшее из замысла этого здания поэму, на века запечатленную в граните и мраморе молитву, обращенную к самому сердцу народа...

Итак, на границе между Лебаком и Пандеглангом царило в то утро необычное оживление. Сотни оседланных лошадей заполнили дорогу. Не менее тысячи человек — а это очень много для здешних мест—сновали взад и вперед в нетерпеливом ожидании. Здесь были представители власти деревень и округов со всею их свитой, а судя по прекрасному арабскому скакуну в богатой сбруе, грызшему серебряные удила, тут присутствовало и начальство высшего ранга. Так оно и было. Регент Лебака, раден-адипатти Карта Натта Негара[45], с большой свитой покинул Рангкас-Бетунг и, несмотря на свой преклонный возраст, покрыл расстояние в двенадцать — четырнадцать палей[46], отделявшее его резиденцию от границы соседней местности Пандегланг.

Ожидалось прибытие нового ассистент-резидента, и обычай, имеющий в Индии более чем где-либо силу закона, требовал, чтобы чиновнику, которому доверено управление округом, была устроена торжественная встреча. Присутствовал и контролер[47], человек среднего возраста, который со времени смерти прежнего ассистент-резидента несколько месяцев исполнял его должность, как следующий за ним по чину.

Как только стало известно о прибытии нового ассистент-резидента, был спешно сооружен пендоппо. В него поставили стол и несколько стульев и приготовили прохладительные напитки. В пендоппо регент и контролер ожидали прибытия нового начальника.

После широкополой шляпы, зонтика или дупла дерева пендоппо является, несомненно, простейшим выражением идеи крова. Вообразите четыре или шесть бамбуковых шестов, воткнутых в землю и соединенных между собой вверху такими же шестами, а сверху покрытых навесом из длинных листьев водяной пальмы, именуемой там атап, и вы получите представление, что такое пендоппо. Как видите, просто до необычайности. Оно предназначено здесь действительно лишь для кратковременной остановки европейских или туземных чиновников, которые собираются приветствовать на границе свое начальство.

Я не совсем правильно выразился, когда назвал ассистент-резидента начальником также и по отношению к регенту. Тут необходимо сделать отступление касательно административного устройства этих местностей.

Так называемая Нидерландская Индия — прилагательное «нидерландская» представляется мне не совсем точным, но оно принято официально — в смысле отношения метрополии к туземному населению делится на две очень отличающиеся друг от друга части. Одна часть состоит из племен, князья и князьки которых признали господство Нидерландов. Там управление в большей или меньшей степени оставалось в руках туземных главарей. Другая же часть, к которой принадлежит и Ява, всецело подчинена Нидерландам, за одним ничтожным и, быть может, лишь кажущимся исключением[48]. Здесь нет речи о дани, о подати, о союзе. Яванец — нидерландский подданный. Король Нидерландов — его король. Потомки его князей и владык — теперь нидерландские чиновники; они назначаются, перемещаются, повышаются в ранге и увольняются генерал-губернатором, правящим от имени короля. Преступников судят и наказывают по законам, предписанным Гаагой. Налоги, которые платит яванец, поступают в нидерландское казначейство.

Именно об этой части нидерландских владений, которая составляет по сути дела часть нидерландского королевства, и пойдет главным образом речь на этих страницах.