Макс Хавелаар

И он стал солнцем. Он посылал свои лучи вверх и вниз, направо и налево и повсюду. И он жег траву на земле и лица владык, что жили на земле.

И облако встало между ним и землей, и солнечные лучи отражались от облака. И он разгневался, что встретил сопротивление своей власти, и жаловался, что облако сильнее его, и был недоволен.

Он захотел стать облаком, которое было столь могуче.

И явился ангел с неба и сказал:

— Будет, как ты хочешь.

И он сделался облаком, и встал между солнцем и землей, и задерживал солнечные лучи так, что трава снова стала зеленой.

Облако крупными каплями падало на землю, и реки вспухали, и банджиры уносили стада. Множеством вод опустошало облако поля.

И ударилась вода о скалу, которая не уступила; зашумела вода большим потоком, но скала не уступала.

И облако разгневалось, что скала не хотела уступить и что бессильна мощь его потоков. И оно было недовольно и воскликнуло:

— Скале дана власть надо мною, я хочу стать скалой!

И явился ангел с неба и сказал:

— Будет, как ты хочешь.

И облако стало скалой и не двигалось, когда солнце сверкало, и не двигалось, когда шел дождь.

И тогда пришел человек с. киркой, с остроконечным долотом и тяжелым молотком и стал высекать камни из скалы.

И скала сказала:

— Что это, человек имеет власть надо мной и высекает камни из моего лона!

И она была недовольна и воскликнула:

— Я слабее, чем он, я хочу быть человеком.

И явился ангел с неба и сказал:

— Будет, как ты хочешь.

И он стал каменотесом, и с тяжким трудом выбивал камни из скалы, и был доволен».

— Очень мило, — сказал Дюклари. — Но вы еще не отдали нам долг: вы хотели доказать нам, что маленькая Упи должна была быть невесома.

— Нет, я не обещал вам это доказать, я обещал только вам рассказать, как я с нею познакомился. Когда сказка кончилась, я спросил: «А ты, Упи, что бы ты попросила, если бы спустился с неба ангел и спросил, чего тебе хочется?» — «Мейнхер, я бы попросила, чтобы он взял меня с собой на небо».

— Разве это не великолепно? — спросила Тина своих гостей, которым ответ девочки, наверно, показался совершенно наивным.

Хавелаар встал и вытер пот со лба.

Глава двенадцатая

— Милый Макс, — сказала Тина, — наш десерт так скромен. Может быть, ты...

— Как? Еще что-нибудь рассказать вместо пирожного? Ну уж нет, я охрип. Очередь за Фербрюгге.

— Да, мейнхер Фербрюгге, смените Макса, — попросила мефроу Хавелаар.

Фербрюгге на мгновение задумался, потом начал:

— Жил однажды человек, который украл индюка...

— Стойте, черт возьми! — воскликнул Хавелаар. — Вы это слышали в Паданге? Чем кончается ваш рассказ?

— Он кончен. Кто знает продолжение?

— Я его знаю. Я съел этого индюка в компании с... одним человеком. Знаете, за что я был отставлен в Паданге от должности?

— Говорили, — ответил Фербрюгге, — что в вашей кассе в Натале была обнаружена недостача.

— Это не совсем неверно, но это и не правда. По разного рода причинам я был очень небрежен в Натале к отчетности, и это, по справедливости, могло вызвать неудовольствие. Но в то время это было так обычно. Дело происходило вскоре после занятия Тапуса и Сингкеля[119]. На севере Суматры еще царила полная путаница, спокойствие еще не было восстановлено, и, право, нельзя предъявлять претензии к молодому человеку, который больше ездил верхом, чем считал деньги и вел кассовую книгу, за то, что у него не все так точно подсчитано, как можно требовать от амстердамского бухгалтера. Соседний округ, территория баттаков, был охвачен восстанием, а вам, Фербрюгге, хорошо известно, как все происходящее у них отражается в Натале. Ночью мне приходилось спать не раздеваясь, чтобы в случае тревоги немедленно быть на посту, и почти ни одна ночь не проходила спокойно. К тому же в опасности (незадолго до моего приезда был открыт заговор с целью поднять восстание и убить моего предшественника) есть что-то притягательное, особенно когда тебе двадцать два года, и нечто далекое от канцелярской работы и педантической точности, какая требуется для правильного ведения денежных дел. Кроме того, у меня в голове были тогда всякие глупости.

— Не нужно! — крикнула мефроу Хавелаар кому-то на кухне.

— Что не нужно?

— Я велела, чтобы на кухне еще что-нибудь приготовили, омлет или в этом роде...

— А, ты хочешь сказать, что лишнее блюдо теперь не нужно, потому что я начинаю рассказывать о своих глупостях! Мне-то хорошо, но правом голоса пользуется и все общество. Фербрюгге, за что вы голосуете: за омлет или за рассказ?

— Я нахожусь в положении, затруднительном для вежливого человека, — оказал Фербрюгге.

— Я тоже предпочел бы не высказываться, — поддержал его Дюклари, — сговориться об этом должны мейнхер и мефроу... Entre l'écorce et le bois il ne faut pas mettre le doigt[120].

— Я помогу вам, господа. Мой омлет...

— Мефроу, — перебил отменно вежливый Дюклари, — мы не сомневаемся, что омлет вполне стоит...

— ... рассказа. Конечно, но вопрос в том, много ли стоит рассказ? Есть и еще одно затруднение...

— Я знаю! — воскликнул Фербрюгге. — В доме еще нет сахару. Возьмите у меня, сколько нужно.