Малабарские вдовы

Первин подавленно смотрела, как мистер Вадья просит у судьи разрешения подойти к трибуне. Он тут же начал бомбардировать Джамшеджи вопросами. Где свидетельства того, что визиты к проституткам продолжались? Где проститутка, которую, по его словам, Сайрус привел на фабрику? Где те молодые люди, которые, по утверждению Первин, могут подтвердить присутствие проститутки? Куда подевался кучер тонги, который привез истекающую кровью Первин на вокзал Ховра?

Вопросы были коварные. Мистеру Пестонджи не удалось отыскать кучера, который тогда помог Первин. Друзья Сайруса отказались свидетельствовать против него, и ни одна проститутка из чаула[76] не согласилась подтвердить, что Сайрус Содавалла пользовался ее услугами. Единственными доказательствами были три фотографии Сайруса в квартале красных фонарей Сонгачи – их сделал нанятый детектив, – да и от них толку было мало, поскольку общение с проститутками не считалось основанием для развода.

Мистер Вадья заявил, что не будет смущать молодую жену, вызывая ее давать показания, лишь попросит своего клиента, мистера Сайруса Содавалла, ответить на несколько вопросов.

Первин смотрела на высокого хорошо сложенного человека в добротном сером костюме: это ради него она уехала из родного Бомбея. Как могло так получиться? Он ведь любил ее, а она – его.

Сайрус ответил на несколько наводящих вопросов касательно отсутствия у Первин интереса к брачному союзу, ее равнодушия к поддержанию в доме чистоты и приготовлению пищи – занятиям, приличествующим жене. Первин часто выходила на улицу, не заручившись разрешением членов семьи. Явилась к нему на работу, прервала важное совещание. Сайрус объявил, что та несчастная девушка у него в кабинете была обычной служанкой, она принесла им чай. Он ничем не болен – может показать письмо от своего врача, тот не нашел симптомов заболевания.

Сайрус давал показания, а Первин могла лишь воображать себе, что думают присяжные: перед ними избалованная молодая жена, которая относилась к мужу с пренебрежением, а потом обиделась, когда он обратился за плотскими утехами к другим. Она бросила взгляд на отца, молчаливо умоляя его дать ей возможность высказаться, однако Джамшеджи покачал головой. Об этом он предупредил ее заранее. Если женщина станет перечить собственному мужу, она выкажет вздорный характер – и никто уже не проявит к ней жалости. Первин злилась, смущалась, стыдилась, но при этом не поднимала глаз.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Джамшеджи дали возможность задать вопрос Сайрусу. Вакил пытался отговорить Сайруса от ответов на вопросы адвоката противной стороны, но Сайрус отклонил совет адвоката и благодушно улыбнулся Джамшеджи. Сайрус, видимо, считал, что Джамшеджи обречен на поражение.

Джамшеджи начал в неожиданно панибратском тоне:

– Ну, и что ты про все это думаешь, мой мальчик?

– Не знаю. – Сайрус, похоже, смутился.

– Протестую… – начал было мистер Вадья.

– Протест отклонен, – вмешался судья.

– Если бы тебя попросили описать твой брак, что бы ты сказал? – в дружелюбном тоне осведомился Джамшеджи.

Явно смешавшись, Сайрус сказал:

– Он был несчастным. Первин доставила множество неприятностей и мне, и моим родителям.

Первин, по идее, должна была обрадоваться – ведь эти слова вели к ее освобождению, – но вместо этого ее захлестнула волна горя, ибо человек, которого она когда-то считала своим собратом по духу, оказался такой недалекой посредственностью.

– То есть все неприятности исходили от нее, так? – Когда Сайрус кивнул, Джамшеджи улыбнулся ему суровой улыбкой. – Когда ты стал ухаживать за Первин, тебе было почти двадцать восемь лет; до того у тебя были две разорванные помолвки. Ни одна семья в Калькутте не соглашалась тебя принять – из-за твоей репутации. Ведь именно по этой причине вы поехали искать невесту в Бомбей?

– Протестую! – заверещал Вадья. – Не имеет отношения к делу о разводе.

– Протест принят, – сказал Муди. – Удалить из протокола.

– Тебе удалось заполучить девушку, которую ты присмотрел; ты считал ее богатой, беспечной и не особенно умной. Такая тебе и была нужна – вот только выяснилось, что у нее есть голова на плечах. Первин потребовала от тебя отчета за твое поведение. Как известно всем парсам, наше брачное право не гарантирует любой паре, в которой возникли разногласия, права на раздельное жительство. Вот мне и любопытно узнать: как ты собираешься строить вашу жизнь, если Первин снова окажется в вашем доме?

Сайрус молчал, а у Первин ныло сердце. Она вспомнила первую ночь, которую они провели вместе в своей спальне, – счастье воплощенной мечты, уверенность в том, что впереди ждет прекрасная жизнь.

– Ты готов встречаться с ней взглядом за завтраком и ужином? Делить с ней спальню, ванную? Или ты попросишь родителей, чтобы они заперли ее в той комнатушке-тюрьме, подальше от твоих глаз?

По залу прошел шорох; Первин гадала, соблюдают ли в домах этих людей правило менструального уединения. Не исключено, что они не станут ей сочувствовать.