Малабарские вдовы

И все же необходимость представляться незамужней женщиной сильно терзала Первин на протяжении месяца, который ушел у них с Камелией на сбор багажа. Отец ее все это время пытался взять билет на один из немногих пароходов, которые все еще ходили между Индией и Европой. Мест было мало, и кончилось тем, что вместо второго класса пришлось оплатить первый. Первин переживала, зная, что большинство студентов-индийцев, которые едут в Англию, получили стипендии, покрывающие расходы на переезд и проживание, и, следовательно, не обременяют своих родных финансово. Она продала драгоценности, которые родители подарили ей на свадьбу, но денег хватило на оплату лишь года обучения.

– Я могу поднять свою ставку за час, – пошутил Джамшеджи, когда Первин посетовала, что вводит его в такие расходы. – А кроме того, я очень надеюсь, что через несколько лет в фирме появится новый поверенный и это принесет ей значительную выгоду.

Всего через месяц после решения суда Первин уже стояла на палубе первого класса на пароме, который должен был доставить ее на «Голландский изумруд». Солнце забралось высоко; пришлось прищуриться, чтобы разглядеть родителей и Растома, которые остались на причале Баллард. Выражения их лиц она не видела – могла лишь надеяться, что на них улыбки.

– Хотите на кого-то взглянуть в последний раз? – осведомился женский голос.

Первин обернулась и увидела рослую светловолосую девушку-англичанку – та протягивала ей театральный бинокль.

– Ох. Благодарю вас, это не обязательно.

Ей было стыдно за то, что ее застали почти в слезах, тем более перед такой расфуфыренной англичанкой.

– Да ладно. Вообще-то он для театра, но и на улице тоже ничего. Неужели вы не хотите взглянуть напоследок на провожающих?

Голос девушки звучал настолько искренне, что Первин решила ее не расстраивать.

– Хорошо. Благодарю вас. – Она взяла бинокль, настроила.

– Нашли родных?

– Да. Родители плачут. Не могу больше на них смотреть. – Она вернула бинокль незнакомке. И зачем она уезжает из Бомбея после отчаянной борьбы за право снова жить с родными? Три года в разлуке – это же целая вечность.

Девушка сухо улыбнулась.

– А со мной все иначе. Я взошла на борт в Цейлоне – там работает мой отец, – и, пока мы с ним и мамой поднимались по трапу, мы все время скандалили!

– Нам тоже случается поскандалить. Говорят, страсть к скандалам у парсов в крови, – поведала Первин. – И я очень надеюсь перевести свою аргументацию на профессиональный уровень, когда окажусь в Англии.

Незнакомка ойкнула.

– Вы едете в Оксфорд? Я заметила чемодан с биркой «Колледж Святой Хильды». Он ваш?

– Вероятно, – сказала Первин, удивившись, что девушка заинтересовалась ее багажом.

– Ну, считайте, что вам повезло, потому что я учусь в Святой Хильде на втором курсе, – заявила незнакомка и вздернула подбородок, сделавшись будто бы еще выше. А потом она шутливо-доверительным тоном добавила: – Расскажу все, что вам необходимо знать.

– Буду очень признательна, – ответила Первин, почувствовав сильнейшее облегчение от того, что не явится в колледж полной невеждой.

– Меня зовут Элис Хобсон-Джонс, – добавила девушка, протягивая руку. – Родилась в Тамил-Наду, отправлена морем обратно в Лондон и Оксфорд, ненадолго причалила на Цейлоне, а дальше – кто знает?

Первин пожала протянутую руку.

– Очень рада знакомству, мисс Хобсон-Джонс. Меня зовут Первин Мистри, родилась и выросла в Бомбее.

– Зовите меня Элис, – с ухмылкой предложила ее спутница. – Четырнадцать дней в море – целая вечность, зачем нам формальности?

Взревела сирена, возвещая об отходе парома. Первин смотрела на родных, пока силуэты их не слились с другими провожающими. Вместо комка в горле она теперь ощущала нечто совсем иное.

Предвкушение.

1921

28. Кот в мешке

Бомбей, февраль 1921 года

Первин наконец очнулась: в горле сухо, а тело все мокрое. Похоже, она несколько часов обливалась потом. И все потому, что ее завернули в толстое грубое одеяло. Выпростав руку, она попыталась одеяло стащить, но оно лишь туже обмоталось вокруг ее скрюченного тела.

Тут она все вспомнила: Брюс-стрит, страшный мешок, наброшенный на голову. Вспомнила, как сопротивлялась, как ее ударили. В памяти всплыло, как ее везли по ухабам, как вытащили наружу, как неподалеку плескалась вода. Она уже приготовилась, что сейчас камнем пойдет ко дну в холодной воде. Жизнь ее завершится в Аравийском море, том самом, которое когда-то пересекли ее предки, чтобы начать новую жизнь в Индии.

Тогда, в Верховном суде Калькутты, Сайрус поклялся, что отомстит. Протекшие годы были заполнены учебой в Оксфорде, возвращением в Бомбей, работой в качестве поверенного в фирме отца. Первин позабыла все свои страхи – до последних нескольких дней.

Нападение застало ее врасплох, несмотря на предупреждающие знаки. План злодеев сработал безупречно. Родителям она про свои опасения ничего не сказала, времени прошло много – никто не заподозрит Содавалла. А после ее смерти – когда тело обнаружат – Сайрус волен жениться снова.