Малабарские вдовы

Все тревоги по поводу того, что ее могут счесть виновной, Первин стряхнула вместе с черным порошком, покрывавшим портфель. Ее блокнот, путеводитель по Бомбею, три ручки, двадцать рупий и монетки в несколько пайс[68] оказались на месте. Похоже, документы, связанные с вакфом и махрами, кто-то пролистывал. Мистер Мукри что-то искал. Теперь это уже не имело значения.

– Ничего не взяли. Даже ту небольшую сумму денег, которую я всегда ношу с собой, – сообщила Первин.

– Вор забрал бы портфель. Он, судя по виду, дорогой… – Инспектор осекся, потому что снизу загремел голос Джамшеджи.

– Я прошу прощения, мадам, но посещение этого дома в данный момент запрещено! Он находится под защитой полиции.

– Вот как? – откликнулся знакомый женский голос. – А что вы скажете про свое присутствие, сэр? Слишком уж вы щеголевато одеты для констебля.

Младший инспектор Сингх по-дружески глянул на Первин и пробормотал:

– Эти англичане. Вечно лезут, куда не просят.

– Похоже, мой отец нуждается в помощи. – Прихватив портфель, Первин побежала вниз по лестнице.

На Элис было белое льняное платье, не только помятое, но и перепачканное красноватой пылью. Увидев Первин, она широко распахнула глаза.

– Первин! Ты как сюда попала?

– У меня к тебе тот же вопрос! – Первин рассмеялась, пытаясь придать голосу беззаботность, которой на деле не чувствовала. Элис явилась в самое неподходящее время.

– Я возвращалась с экскурсии на остров Элефанта, вижу, тут какой-то переполох. Вся улица бегает-суетится.

– Это все равно не повод вторгаться в пределы чужой собственности, – отчеканил Джамшеджи.

– Папа, это моя лучшая университетская подруга Элис Хобсон-Джонс, – вмешалась Первин, потому что, хотя ее и смущало вторжение Элис, она не хотела, чтобы та обиделась. – Она живет буквально за углом.

– А, так вы знаменитый Джамшеджи Мистри, эсквайр! – Элис так и просияла, явно стараясь сделать вид, что ее не смутило недружелюбие отца подруги. – Первин столько мне про вас рассказывала! Если честно, пришла я из-за этого переполоха. Наши охранники видели, как мимо проезжала полицейская машина – из тех, в которых перевозят трупы.

– Мне прискорбно это говорить, но ваши сведения верны, – скованно произнес Джамшеджи, пожимая протянутую руку Элис. – Скончался джентльмен, проживавший в этом доме.

Элис ахнула.

– Но мне казалось, что набоб умер уже некоторое время назад!

Отец с дочерью переглянулись. Джамшеджи кивнул, давая свое разрешение, и только после этого Первин заговорила:

– Элис, ты совершенно права: владелец этого дома, мистер Омар Фарид, скончался в прошлом месяце; правда, он был не навабом, а бизнесменом. Сегодня же умер другой джентльмен – управляющий делами семьи.

– Вот ужас, – ахнула Элис. – Он погиб, защищая вдов и детей? Полагаю, он был настоящим героем!

– Подробностей мы пока не знаем, – исполненным терпения голосом произнес Джамшеджи – таким он разговаривал с иностранцами. – Их выяснит полиция. А теперь, мисс Хобсон-Джонс, с вашего позволения…

– Но, мистер Мистри, уточните, пожалуйста: дамы и их дети не пострадали? – не отставала Элис.

– С ними все хорошо, – сообщила Первин. – Я заходила в зенану и убедилась в этом.

Впрочем, времени поговорить у нее не было.

– Первин, не лучше ли вам с мисс Хобсон-Джонс повидаться попозже?

Первин видела, что отцу не по себе. Незваная посетительница была выше их по общественному положению, и это могло привести к целому ряду осложнений. Успокаивать отца Первин будет позже, а сейчас поступит так, как ее просят.

Она вместе с подругой вышла в сад.

– Ты чего мне не сказала, что знакома с моими таинственными соседями? – ворчливо осведомилась Элис. – Мы вдвоем смотрели сверху на их сад, а ты – ни слова!

– То, что вы такие близкие соседи, я поняла, только попав в дом твоих родителей; при этом в силу профессионального долга я не имею права разглашать сведения о клиентах, – сказала Первин, просовывая руку Элис под локоть. – Отец раскрыл тебе то, что раскрыл, лишь потому, что ты сюда вошла и скрывать было бессмысленно. Но я тебя очень прошу: не сообщай ничего третьим лицам.

Элис закатила глаза.

– Разумеется. И что, мне теперь с этим кляпом во рту даже не разрешается высказать тебе, что я думаю?

– Говори, только потише, – прошептала Первин. – По ту сторону стены слушают во все уши.

Элис посмотрела на высокую стену, которой был обнесен участок, на острые осколки стекла – и поморщилась.

– Ну ладно. Мама говорит, что, если в Индии происходит убийство, можно не сомневаться в том, что убийца – разобиженный слуга.

Мохсена по-прежнему не было на месте; тем не менее Первин отказывалась давать волю предрассудкам и не хотела, чтобы и Элис подхватила их тоже.

– Мое мнение таково. Поскольку в Индии бедных людей гораздо больше, чем богатых, беднякам гораздо чаще выносят приговоры. Судьбу их решают судьи – представители элиты.

– Я об этом не подумала, – призналась Элис, явно смущенная. – Кто бы это ни совершил, я надеюсь, что его или ее поймают. Видишь, насколько я могу быть непредвзятой?

– Вижу.

– Зайдешь к нам в бунгало, когда закончишь здесь?