Читаем Малабарские вдовы полностью

Малабарские вдовы

– Если бы я сказал тебе, что единственный выход – постановление о раздельном жительстве, ты бы мне не поверила, – пояснил Джамшеджи. – Разумеется, я подам соответствующий иск, но полагаю, что с их стороны будет встречный иск с требованием соблюдения супружеских прав. Придется как-то добиться у Сайруса разрешения, чтобы ты жила у нас. Поэтому мне нужны твои соображения, Первин. Ты знаешь эту семью, знаешь, какие вещи для них особенно важны.

– Для них было важно одно: чтобы я рожала им детей. А еще – что я богата и могу обеспечивать их деньгами.

Джамшеджи посмотрел на дочь поверх строя книг.

– Если показать Содавалла письмо от врача, где будет сказано, что инфекция, которой ты заразилась от Сайруса, лишила тебя способности к деторождению, может, они и не потребуют твоего возвращения.

– Верно, – подтвердила Первин, которую столь смутный прогноз совсем не устраивал. – Но в этом случае и Сайрус не сможет жениться снова.

– Они в тупике. Весь ваш брак останется патовой ситуацией, пока он не совершит измены, – со слабой улыбкой сказал Джамшеджи. – Нам остается лишь уповать на то, что рано или поздно он тебе изменит с какой-нибудь глупой женщиной – и тогда у нас появятся полноценные основания для развода.

– В Британии, если брак не удался, муж отправляется в какой-нибудь отель с другой женщиной, а потом берет у служанки свидетельство о том, что они спали в одной постели. Это служит основанием для развода. – Первин помолчала. – Может, и я могу совершить то же самое с каким-нибудь джентльменом?

– Ни в коем случае! – взревел Джамшеджи. – Не только потому, что это навеки погубит нашу семейную репутацию, но и потому, что по парсийским законам женское прегрешение не служит основанием для развода.

– Ну ладно. – Первин решила изложить отцу последнее свое соображение. – У меня есть другая мысль. Бехнуш говорила подругам, что ты собираешься частично оплатить строительство их новой разливочной фабрики. Это правда?

Глаза Джамшеджи сердито блеснули.

– Они предложили, чтобы я покрыл все расходы, будто я какой-то денежный мешок, а не простой городской поверенный.

– Как ты отреагировал на их просьбу?

– Просто не ответил на письмо.

– Можно получить развод на основании того, что они нас шантажировали? – спросила Первин.

Отец ее рассмеялся.

– Смотрю, ты не упускаешь ни одного важного ракурса. Но повторяю: в парсийском брачном праве об этом ничего не сказано.

– Паршивое право. Всё в нем нечестно, юристы должны бороться за его изменение.

Отец ее фыркнул.

– Тебе не нравится парсийский Закон о браке и разводе? Обидно, что ты бросила изучать юриспруденцию. Добиться его изменения способен только юрист-парс, которому действительно небезразличны права женщин.

Она кивнула.

– Папа, скажи, а что будет дальше? Если мы будем бороться за раздельное жительство, меня будет представлять другой адвокат?

– Я подготовлю все материалы и найму барристера в Калькутте, который выступит в суде. – Джамшеджи пристально посмотрел на дочь. – Ты готова к тому, чтó это за собой повлечет? Если мы добьемся своего, ты вольна будешь жить в нашем доме даже после нашей кончины. Но ты, скорее всего, никогда больше не сможешь выйти замуж.

– Вот уж чего я совсем не хочу, так это снова выходить замуж, – с безрадостным смешком обронила Первин.

– И чем ты намерена заниматься?

Первин решила изложить отцу замысел, который постепенно сложился у нее по ходу длинной поездки на поезде из Калькутты в Бомбей:

– Несколько лет назад я успешно сдала вступительные экзамены в Оксфорд. Тогда я сказала, что не хочу ехать в Англию – боюсь морской болезни и долгого пути.

– Тогда же ты сказала, что не хочешь водиться с англичанами, – напомнил, усмехнувшись, Джамшеджи. – И это при том, что я тоже там учился, так что ты стала бы второй Мистри – выпускницей Оксфорда.

– Я пересмотрела свои взгляды. – Первин набрала полную грудь воздуха и выпалила: – Известно ли тебе, что в 1890-е годы девушка из Пуны была зачислена в колледж Сомервиль и изучала там право? Мисс Корнелия Сорабджи работает поверенным в Бенгалии и в нескольких независимых княжествах.

– Да, я что-то такое слышал, но меня больше волнует моя дочь. Почему ты решила, что изучать право в Оксфорде будет проще, чем в Бомбее? – В голосе Джамшеджи звучал скепсис.

– Мне будет тяжело. Но я помню слова дедушки Мистри: бусы моей репутации рассыпаны до последней бусинки, – хмуро произнесла Первин. – Я на три года уеду в Англию учиться. А потом вернусь в Бомбей с дипломом.

Джамшеджи долго смотрел на дочь.

– Ты прошла через страшное испытание. Нам с мамой очень хочется, чтобы ты была рядом, чтобы все у тебя наладилось. Ты действительно решила уехать?

Первин совсем не хотелось покидать родной дом. Но если она станет первой женщиной-юристом в Бомбее, она тем самым вновь нанижет бусинки на нитку – и порванное ожерелье станет бриллиантовым.