Малахов курган

— Пушка! — крикнул сигнальщик.

Он стоял на завалинке перед бруствером и, выставясь по пояс, неотрывно наблюдал через вал за неприятельской батареей. Матросы, не обращая внимания на остерегающий крик, возились около орудий; комендоры без команды, как один, приложили пальники, и грянул залп, окутав бастион дымом.

Первое английское ядро упало посредине между башней и валом и, чмокнув, сразу ушло в землю со звуком, напоминающим прыжок испуганной лягушки с берега в воду.

— Пушка! — повторил сигнальщик.

— Второе! — сказал Истомин.

Второе ядро упало плоско и зарылось в землю с проворством крота, оставляя на поверхности взрытую кривую борозду.

Третье ядро попало на огромную плиту камня, брошенного за ненадобностью при постройке башни, и, сделав рикошет, с визгом пронеслось через головы адмиралов.

Четвертое ядро ударило в верх башни и брызнуло веером каменных осколков.

Пятое ядро, упав, заметалось по бастиону: катаясь по земле, оно кончило тем, что ударило в сложенные у одной из пушек пирамидкой ядра и тут затихло.

— Теперь пять бомб — это будет серьезней! — хмурясь, сказал Истомин.

Бастион едва успел послать англичанам еще один залп, как сигнальщик крикнул:

— Бомба!

Матросы разбежались от орудий под защиту вала и пали на землю.

— Наша! — прибавил сигнальщик.

Бомба ударила по ту сторону вала и взорвалась, не причинив никакого вреда.

Вторая бомба упала посредине бастиона и несколько секунд шипела, брызжа красными искрами, потом затихла и погасла.

— Сдохлась! — крикнул кто-то из матросов.

— Бомба! Наша! — предупредил сигнальщик через несколько мгновений.

Этим коротким перерывом воспользовались матросы у орудий, чтобы сделать кое-что для подготовки нового залпа, и опять по крику сигнальщика притаились. Бомба взорвалась на бастионе в то самое мгновение, как упала; со звоном и визгом полетели осколки. Вонючий дым растаял.

— Благополучно! — крикнул сигнальщик, оглянув бастион после разрыва.

Никто не был ранен.

Четвертая бомба ранила осколком в левую руку одного из пушкарей. Направляясь на перевязочный пункт позади кургана, отмеченный красным флагом на шесте, матрос прошел мимо адмирала, придерживая перебитую руку правой рукой, и смотрел на нее, как смотрит мать, баюкая ребенка. Матрос морщился и жалобно улыбался.

Пятая бомба подкатилась к средней пушке и привалилась к ее лафету. Она грозила при взрыве разбить его и вывести пушку из строя. Комендор этого орудия проворно подбежал к бомбе, с усилием поднял ее и кинул в ушат, где мочили банники.

— Померши! — крикнул он товарищам.

Матросы кинулись к своим орудиям, и с бастиона Малахова кургана грянул ответный залп.

— Вы не принюхались, Владимир Алексеевич, когда взорвалась бомба? — сказал Истомин. — Они начиняют бомбы каким-то особенным порохом.

— Да, пожалуй, запах необычный. Пожалуй, это порох Рюденберга. Имейте в виду — он опасен при обращении. Погашенную бомбу нельзя бросать — может взорваться, и разряжать надо осторожно. Вы скажите своим молодцам: я вижу, они очень беспечны.

Английская батарея продолжала размеренно стрелять. Малахов курган отвечал. На курган не упало больше ни одного снаряда: то были очереди, назначенные рейду и Корабельной слободке.

— Держитесь! — сказал Корнилов. — Важно выдержать нынешний день. Штурма сегодня не будет...

— Штурм?! — воскликнул Истомин. — Штурм если будет, то на правом фланге...

Сигнальщик, прицелясь зрительной трубой куда-то в сторону от английской батареи, кричал, маня Истомина правой рукой:

— Владимир Иванович, подьте сюда!

— Он что-то увидал особенное. Я сейчас вернусь! — кинул на бегу Истомин.

— Мы пойдем. Прощайте...

Истомин склонился над трубой. Сигнальщик что-то ему докладывал, указывая направо.

— Ну, пойдем! — обратился к флаг-офицеру Корнилов.

Они направились к правому флангу батареи, где оставили лошадей на скате.

— Пушка! Наша! — донеслось им вслед.

Жандр услышал странный мягкий звук, похожий на всплеск весла. Корнилов охнул и упал.

— Вас ранило?! — воскликнул Жандр, склонясь к адмиралу.

— Хуже! Это конец, — прошептал Корнилов.

Правая пола сюртука адмирала, втиснутая в живот, чернела от проступающей крови.

Ядро, ранившее Корнилова, тихо катилось вниз по скату, подпрыгивая на камнях, и успокоилось в яме.

На крик Жандра сбежались офицеры и матросы. Корнилов, превозмогая боль, сказал:

— Хорошо умирать, когда совесть спокойна! Отстаивайте Севастополь... Я счастлив, что умираю за отечество...

Явились носильщики-арестанты с черными бубновыми тузами, нашитыми на спинах суконных бушлатов. Они разостлали носилки (две палки с полотном меж ними) около Корнилова.

Видя, что не решаются его поднять, боясь причинить боль, Корнилов сам с мучительным стоном перевалился на полотно носилок через разбитое бедро.

Арестанты взялись за палки, подняли и понесли Корнилова ногами вперед под гору, в Морской госпиталь.

Жандр шел рядом и торопил арестантов.

Задний носильщик заметил, что по брезенту стекает струйкой кровь и попадает в правый сапог переднего носильщика.

— Митрий, подымай свой конец выше, — сказал арестант товарищу, — тебе в сапог льет.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ