— Верно. Мичман Нефедов велел натощак три зернышка перцу съесть.
Мать достала из поставца коробочку и дала Вене три зернышка перцу. Веня разгрыз одно зернышко. Во рту у юнги загорелось... Он задышал открытым ртом, выдувая горечь.
— А ты не грызи, а глотай, глупый...
— Не глотается! — ответил Веня.
Ему захотелось пить, и он вспомнил крик: «Воды, воды давай!»
— Вы тут рассиживаете, — проворчал Веня, — а на бастионе матросики пить хотят. Воды нет — горло промочить. Все инда охрипли.
— Неужто ты на бастионе был?
— А где же еще? Где мне полагается быть? Я бы и не вернулся, да мне приказано: «Вели бабам хоть ведро воды принести»...
Ольга схватилась с места и с криком: «Воды давай!» — выбежала из дому.
Круглый колодец при доме Могученко во всей Корабельной слободе славился холодной, сладкой водой. Он был очень глубок. Над колодцем, обрамленным камнем, прилажен на деревянном наклонном брусе блок для выкачивания воды.
Вслед за Ольгой и Веней к колодцу, бренча пустыми ведрами, побежали Анна и Маринка. Блок, визжа, завертелся. Бадья с плеском ударялась о воду.
— Я, я буду тащить! — кричал Веня, не выпуская из рук конца веревки.
— Тащи!
Когда бадья показалась над краем колодца, Ольга подхватила ее и налила ведра. Обе сестры побежали со двора к кургану.
— Девушки! — крикнула им вслед Анна. — Ведер-то у нас больше нет! Пошумите шабренок[17]
. Пускай с ведрами идут...— Есть пошуметь шабренок! — на бегу ответила Маринка.
— Напоишь их такой водой! Постой-ка, сынок! — сказала Анна, попробовав колодезной воды из горсти.
Анна спустилась в погреб под домом и выкатила оттуда большую кадушку.
— Не должна бы рассохнуться. Давай, сынок, попробуем нальем.
Блок завизжал. Бадья упала с плеском в воду. Веня закинул веревку через плечо и пошел от колодца. Веревка больно давила на ключицу. Веня подложил под веревку свою матросскую шапку. Вдвоем с матерью они наполнили кадушку доверху. Вода сочилась меж клепками тонкими струйками. Пазы меж клепками почернели от влаги, но вода убывала мало.
— Ничего, забухнет! — сказала Анна, ушла в дом и вскоре вернулась оттуда с туго набитым мешком на плече и квасной веселкою в руке.
— Чего это ты, маменька, квас, что ли, затирать собралась? — спросил Веня.
— Лучше квасу, милый, будет, лучше пива, лучше браги, лучше всякого вина.
Приговаривая так, Анна насыпала из мешка в кадушку соли и начала ее размешивать веселкой. Попробовала и похвалила:
— Ох, хороша стала вода!
И Веня попробовал — не понравилось, сплюнул:
— Голая соль!..
— В том-то и смак! В таком жару сладкой водой не напьешься... Пить станут, хвалить будут.
Вернувшись с пустыми ведрами, Маринка и Ольга дробно тараторили, зачерпывая воду из кадки:
— Ах, маменька, вот где пекло-то! Бомбы лопаются, ядра по земле катаются... На башне все пушки подбило. Мертвые тела везде лежат. Раненых несут, несут — нет конца! Которые и сами идут.
— Ох, Никола милостивый! Вот беда! А Павел Степаныч на кургане был?
— Крестный Хонин, слышь, на Пятом бастионе действует, — сказала Ольга.
— Сохрани его, царица небесная! А хороша ли ваша вода, девушки, показалась?
— Да что вода — два-то ведра. Они бы сразу две бочки выпили... Только и кричат со всех сторон: «Давай, давай!»
— Поди, Нефедову целое ведро споила?! — упрекнул Маринку брат и, подмигивая на окно, громко спросил: — А Стрёме дали напиться?
Из окна выглядывала и прислушивалась к разговору Наташа.
— Стрёма! Ох! — закричала Маринка со смехом. — Он отказался: «Умру, пить не буду. Разве что принесет мне напиться, мол, Наталья свет Андреевна! Из ее белых рук только напьюсь!» Да как сунет банник в пушку. Пушка даже захрипела! Сам черный весь! И видать, так ему пить хочется...
Ольга и Маринка рассмеялись, подхватили ведра и побежали со двора.
— Да что вы простоволосые бегаете? Повязались бы платочками, срам какой!.. — кричала вслед девушкам мать.
Во двор вбежали две соседки с ведрами и коромыслами. За ними еще две. Потом сразу три. Набрав воду, матроски одна за другой шли в гору вереницей, меняя ногу, чтобы ведра не расплескались на коромыслах. Кадка опустела.
— Давай качать еще, сынок!..
Анна с сыном принялись за работу и снова наполнили кадку водой. Анна насыпала опять в воду соли и размешала веселкой. У Вени ныли плечи, руки от веревки горели, на ладонях вскочили мозоли.
— Умаялся, милый? Поди отдохни, погляди, чего Наташа делает. Только руки не мочи — больнее будет... Громыхает-то как — даже уши заложило. Дым-то свет белый застит! Солнца не видно! Где-то батенька наш? Где Павел Степанович родной?
— Батенька при своем деле, Павел Степанович при своем. Мы с тобой еще пять кадушек накачаем.
— Ох, утешенье ты мое! — обнимая и целуя Веню, говорила Анна. — Поди-ка Наташу утешь, небось слезами обливается... Воды на пять кадушек, пожалуй, в колодце и не хватит.
Веня тихо приоткрыл дверь и крадучись вошел в комнату. Наташа сидела за рабочим столиком и щипала корпию. Белая пухлая горка заметно выросла. Пальцы девушки проворно шевелились. По щекам Наташи скатывались крупные редкие слезинки.
Веня кинулся к сестре: