Мальчик Джим

Джим кивнул и огляделся в поисках палочки, которую можно было бы опустить в яму. Но потом он понял, что ширина ямы позволяла ему спуститься туда самому и дядя Зино именно это и имел в виду. Дядя Зино опустился на колени, а Джима взял за запястья. Джим сделал шаг в яму, и дядя Зино опустил его туда.

– Не отпускай меня, – сказал Джим, глядя вверх на дядю Зино, пока солнечный свет не ушел из поля зрения.

– Держись, Док, – сказал дядя Зино.

Внутри ямы сразу ощущался прохладный воздух – дыхание ноября. От земли пахнуло чем-то старым, забытым, и Джиму вспомнились кузнечики, стрекочущие поздно вечером перед заморозками. Когда дядя Зино лег плашмя на живот, Джим все еще не достал ногами дна. Он дрыгал ногами, силясь почувствовать твердую почву под собой, пробовал что-нибудь рассмотреть внизу, но ноги ему все загораживали, и он ничего не мог разглядеть в темноте. Посмотрев наверх, он увидел, что дядя Зино загораживает собой почти весь солнечный свет. Он сжал запястья дяди Зино еще крепче.

– Я так и не достал до дна. Вытаскивай меня назад.

– У меня руки скользят, Док, – сказал дядя Зино.

– Не отпускай меня! – сказал Джим.

– Но я не могу тебя удержать, – ответил дядя Зино.

– Пожалуйста, не отпускай меня! – упрашивал Джим. Он упирался ногами в стены ямы, стараясь вылезти.

Когда дядя Зино разжал руки, он подумал, что будет сейчас долго падать вниз, но ноги его буквально через несколько дюймов коснулись земли. Скорчившись, он сел на дно ямы со сложенными над головой руками. Сердце учащенно билось, рот открыт – он вот-вот закричит. Но как только он осознал, что больше не падает вниз, такая поза показалась ему по-детски глупой. Он опустил руки и понял, что бояться было нечего. Яма просторнее, чем он вначале подумал. Он мог полностью развернуться в одну сторону, а потом – в другую.

– Что ты там делаешь, Док? – раздался сверху голос дяди Зино. Джим подумал, что дядя Зино не просто так спустил его в яму.

– Ничего особенного, – ответил Джим, поглядывая вверх. Голова дяди Зино казалась темной, а над ней светилось нимбом голубое небо.

– Что я теперь скажу твоей маме?

– Скажи ей, что ты посадил меня в яму, – ответил Джим.

Дядя Зино с минуту ничего не отвечал.

– Лучше, если мы ей об этом не будем рассказывать, – заметил он тихо.

В голосе дяди Зино было что-то такое, отчего Джиму представился его отец, будто он сидит на дне вот такой же ямы. Он представил его не веселым и не грустным, а просто вот так сидящим и чего-то ожидающим. И это совсем не значит, что подобное чувство плохое: эта яма не такое уж неприятное место. Здесь просто одиноко. Прямо перед его глазами какой-то камень выступал из земли в стене ямы. Он ткнул в камень пальцем и подумал: «Я единственный человек, который когда-либо видел этот камень. Я и потом останусь единственным человеком, его увидевшим».

– Пора нам доставать тебя оттуда, Док, – сказал дядя Зино, опуская руки в яму.

Джим изучающе осмотрел большие руки дяди Зино, болтающиеся над ним. Он подпрыгнул, и дядя Зино поймал его за запястья. Он быстро вытащим Джима на свет и поставил его на ноги рядом с ямой. Какое-то время знакомый мир показался Джиму совсем иным: ярким, более красивым, запоминающимся. Он был рад, что вернулся.

Дядя Зино засуетился, отряхивая грязь с комбинезона Джима. Джим переживал, что дядя Зино из-за него расстраивается.

– Там было забавно, – сказал он.

– Гм, – пробурчал дядя Зино. – Твоей маме наверняка не понравится, если она узнает, что я спустил тебя в яму. Как считаешь?

– Не понравится, – согласился Джим. – Скорее всего, нет.