Мальчик Джим

Мои братья говорят, что то, что я не выхожу вновь замуж и не даю Джиму нового отца, приносит ему вред. И мне невыносима мысль о том, что я приношу вред Джиму. Точно так же, как и не могу я оставаться с мыслью, что снова и снова причиняю боль тебе. По этой причине я разрываюсь на части и не знаю, что мне делать. Если я снова не выйду замуж, то сделаю плохо твоему сыну; если же я выйду замуж, то будет плохо тебе. Мои братья не понимают одного: хоть ты и умер, сердце мое знает, что это не имеет значения, что мы продолжаем быть мужем и женой, что твоя смерть разлучила нас совсем ненадолго. Я сказала себе, что ты ушел, чтобы подготовить нам дом в другом, лучшем, чем это, месте, и ты пошлешь за мной, когда все будет готово. Я поклялась себе, что именно так проживу свою жизнь, что буду верной тебе и буду твоей женой до того самого времени, пока мы не соединимся вновь. Такова была моя тайная клятва. А сейчас я предаю эту клятву. Не становлюсь ли я самой вероломной из женщин? Разве не сказал нам Иисус, что сам помысел греховный – это уже грех? Сможешь ли ты простить меня за то, что я уже сделала?

Я знаю, что господь оставил меня на этой земле с одним намерением: я должна вырастить нашего сына таким, каким бы ты хотел его видеть, и что все это было ненапрасно. Но что же мне делать, когда мои братья говорят мне, что божья воля иная, а не такая, каковой я ее себе представляю? Неужели господь говорит с ними, а со мной – нет? Или сердце подсказывает мне неправильно? Настаивая на том, чтобы я поговорила с этим человеком, мои братья принуждают меня к таким действиям, которые я считаю неприемлемыми. Мне хочется прокричать им в лицо: Я ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА! Неужели они не могут отнестись к этому с уважением? Разве не могу я считать, что замужем за тобой, даже если ты мертв? Разве это не священное право?

Я даже не знаю, что делать…

Старый дом

После ужина мама сказала Джиму, что он может пойти посидеть с дядями в лавке. Джим тут же выскочил из-за стола. Лавка была тем местом, где дяди проводили время по вечерам, когда хотели побыть одни. Как правило, они не разрешали Джиму ходить туда с ними.

Снег ярко блестел при свете луны. Джим смотрел, как его тонкая тень скользила впереди, пока он шел, похрустывая, по Депот-стрит. Снег лежал на земле уже почти неделю. Он подмерз, был в ямках и в грязи в тех местах, где по нему ходили или ездили, но под лунным светом казался только что выпавшим. Дяди говорили, что, если снег остается дольше нескольких дней, значит, он поджидает приятеля. И Джим надеялся, что скоро опять пойдет снег. От быстрого дыхания грудь приятно разогрелась. Проходя через облачка, созданные его дыханием, он пробовал ощутить на лице их тепло.

Около лавки Джим присел на корточки и прокрался к окну. Он миновал белый квадрат, который свет из окна нарисовал на снегу. Медленно поднявшись, заглянул внутрь. Дядя Зино и дядя Корэн склонились над шашками. Дядя Эл стоял над ними и с хмурым видом изучал доску. Никто не сдвинулся с места, все молчали. Джим решил, что ему лучше побыть на улице.