Мальчик из Югуру

Киланко был очень горд. В этот день ему хотелось забыть о том, что он скромный крестьянин, привыкший сдерживать свои чувства. Ему хотелось пройтись перед всеми величавым павлином, перекидывая с плеча на плечо широкие рукава богатой бубу из красного бархата, расшитого золотом, выражая тем самым чувство огромной радости. Но вместо этого, поаплодировав своему сыну и другим детям, удостоенным высоких оценок, Киланко плотно запахнул широкие полы одежды, стараясь выглядеть поскромнее, несмотря на свою радость. На приветливые взгляды директора и учителей он сдержанно улыбался, а в ответ на их поздравления сконфуженно произнес несколько фраз на местном языке: «Да ведь я здесь ни при чем. Я только отец своих детей. Это мать их родила на свет. Но ни моя жена, ни я никогда не ходили в школу». И закончил он фразой на ломаном французском языке: «Поэтому, гаспада, я говорю вам спасипа».

39. АЙАО РАСШИРЯЕТ СВОИ ГОРИЗОНТЫ

Два года прошло после этой торжественной церемонии. Киланко и его жена с помощью двух детей, живущих пока с ними, успешно учились читать и писать по-французски.

Правда, писать быстро они еще не умели. Но разбирать слова и даже целые фразы в учебниках по чтению для начальных классов стало для них привычным занятием.

Когда, например, Сита, переодевшись в кофту и набедренную повязку и взяв глиняный кувшин, говорила: «Я пойду за водой к источнику Югуруны» или: «Какие только сплетни не рассказывали сегодня кумушки у источника!», эти слова воспринимались так, словно они были сказаны на одном из местных языков — хауса или йоруба.

Но Айао действовал более продуманно. Он то и дело употреблял в разговоре французские слова, обозначающие предметы домашнего обихода. И родителям приходилось спрашивать у него, о чем идет речь. Он показывал на предмет и говорил им, как он называется на местном языке. Тут были веник, шест, лестница, расческа, зубочистка, кувшин, тыква, мотыга, тростниковые заросли, апельсиновый сад, пальмовая роща... Он ничего не упускал из виду. Айао выбрал из своих старых тетрадей странички, на которых когда-то выписывал незнакомые слова и выражения. Этот словарик он теперь постоянно дополнял.

«По воскресеньям некоторые кварталы в Джен-Кедже подвергаются настоящим нашествиям бродячих музыкантов. И я очень люблю слушать их тамтамы. Судя но всему, это люди, которые мяса не признают, а едят только рыбу, потому что в своих песнях они то и дело высмеивают тех, кто питается говядиной, бараниной и свининой. Они называют этих людей «пожирателями конского мяса». Это не только отличные музыканты, но и ловкие вымогатели — настоящее разорение для тщеславных богачей. Выслушав их бесконечно длинную хвалебную тираду в честь их самих и всей их родословной, богачи в конце концов остаются с пустыми кошельками, все содержимое которых переходит в руки этих бессовестных льстецов».

Эти фразы, взятые из письма Камары, Айао перечитывал по нескольку раз. В них были интересные сведения о некоторых нравах жителей Джен-Кедже. К тому же брат употреблял много новых слов. Айао их тщательно записывал в свой словарик так же, как он это делал когда-то, читая такие книжки, как «Батуала», «Джума — собака джунглей», «Книга моего друга», «Пьер Нозьер» и другие[36]. Он просиживал над ними ночи напролет, скрестив по-турецки ноги и прилаживаясь к слабому свету фонаря.

Вместе с героями этих книг он побывал в разных уголках Африки, столкнулся с такими людьми, народами и ситуациями, о которых он иначе никогда не узнал бы. Эти книги многому его научили. Тогда-то Югуру и показалась ему слишком тесной. Но он все же решил получше присмотреться к своей деревне и ее жителям. «Крестьяне-негры, о которых я читал, — но ведь это крестьяне Югуру! А Батуала? Не отсюда ли он был родом? Не говоря уже о том, что содержание одной из книг в точности повторяло историю, которая, но словам нам Алайи, потрясла в свое время всю нашу деревню!»

Романы Анатоля Франса не только познакомили его с нравами различных слоев французского общества, они заставили его задуматься над тем, что такое стиль... «Как могли эти люди писать так красиво, выразительно и так правдиво? Решено! Надо учиться, упорно учиться. Надо уехать из Югуру...»

Трудился Айао не покладая рук. При всей своей любви к чтению он не забывал и о школьной программе, которую и без того знал назубок. Очень внимательно он изучал тексты, помещенные в хрестоматиях, и даже запоминал оттуда наизусть целые фразы, взятые из произведений крупнейших европейских писателей. Возмущался тем, что в этих хрестоматиях не было ни одного отрывка из произведений африканских писателей.

Но гнев его скоро проходил, и он снова охотно брался за Руссо, Гюго, Бальзака, Стендаля[37], а также за произведения современных писателей, тем более что некоторые из них, судя по всему, побывали в Африке.

Сын, внук и правнук крестьян, Айао унаследовал от своих предков любовь к растениям и особенно к травам, про целебные свойства которых ему рассказывали родители. Он интересовался также насекомыми, птицами. Увлекался охотой.