— Свояк свояка видит издалека, — вздохнув тяжело, поправил жену Валентин Михайлович.
— Да, так говорят в народе. Слепые люди. А кто виноват? Кто учил нас быть гражданами своей страны, а не сторонними наблюдателями? Эдакими безразличными обывателями? Никто не учил, потому что умный да ученый — головная боль для власти.
— Мамуля, — вдруг широко растянул в улыбке губы Валентин Михайлович, — откуда ты набралась таких мыслей? Я всю службу изучал марксизм-ленинизм, главную науку нашего времени, и то не столько знаю, как ты, которая была далека от этой всепобеждающей науки?
— А кто в твою тетрадь переписывал труды из книг умных людей, которую ты должен был показывать своим политотдельцам и командирам? То-то же!
Конечно же, не оставили без внимания молодежь.
— Валя, — обратился к внуку Валентин Михайлович, — надумал, куда будешь поступать?
— Как дед и папа, — раскинув руки, за сына ответила мать. — В летчики мы!
— Сейчас это не модно и не престижно, — сказал дед. — Все валом прут в бизнес! Толком не знают, что это такое, а прут! Бизнес и деньги — вот вирус в мозгах молодежи! А мы-то какие были: «Жила бы страна родная, и нету других забот!»
— «И снег, и ветер, и звезд ночной полет… Меня мое сердце в тревожную даль зовет!» — продолжила песню своей юности Елена Сергеевна. Саша посмотрел на маму и увидел ее молодой, красивой, целеустремленной.
— Отняли у молодежи мечту, а взамен подсунули халтуру, — поставил на стол кулаки Валентин Михайлович. — Обокрали, сволочи, средь бела дня! Ведь и молодежь этого не заметила! И как она могла заметить, если не испытала той жизни, какая была у нас! Ситцевая рубашонка, простенькие штанцы, разбитые башмаки или кирзачи, велик — и ты счастливец! Живешь надеждой, видишь цель и стремишься к ней! Школа, работа в колхозе на каникулах, шум, гам, танцы, игры, спортивные соревнования и любовь, светлая, чистая, тайная! Бог ты мой, как давно это было! Как скоро все закончилось!
— Леночка, — после паузы повернулась к любимой внучке Елена Сергеевна, — расскажи, как у тебя с музыкой?
— Хорошо, бабушка. Мне нравится, — ответила Лена.
— Это главное, чтобы не было обузой. Иногда, когда не хочется заниматься чем-то, а надо, то следует отдавать предпочтение этому всесильному «надо!» Вот так!
— У нее все прекрасно получается. Хвалят за усидчивость и талант! — погладила по головке дочь Кира. — Бывало, температурит, а все равно стучит по клавишам! — Кира поцеловала девочку в макушку. У Лены зардели стыдливо щечки.
— Кира, — посмотрела внимательно Елена Сергеевна на невестку, в этом взгляде читалось сомнение, — мы давно не звонили Валентине Ивановне, как она там? Когда мы говорили в последний раз, она прихворнула, разговора не получилось.
— Она серьезно больна. Три месяца назад была операция, врачи ничего толком не объясняют: или не знают, или не хотят говорить правды.
— Они обязаны сказать близким правду. Во всяком случае, хотя бы то, что они думают.
— Не мы говорили, а Лиза. Может, от нас она скрывает.
— У них все по-прежнему? Лиза так и не вышла замуж?
— Не вышла. Сын, Толя, приезжал с семьей в отпуск.
— В каком он звании? — спросил Валентин Михайлович. — Небось, полковник тоже?
— Подполковник. Начальник штаба полка, — ответил Александр.
— Авиационного?
— Штурмовики. Су-25.
— Так, наверное, и пойдет по штабной дороге. Тоже неплохо. Мелочей там, правда, много, трудновато бывает.
— Пап, а в какой должности легко, если служить как надо? — спросил Саша.
— Ты прав, везде трудно. Но когда ты отвечаешь только за себя, то это упрощает жизнь. Взлетел, например, выполнил задание, сел и в ус не дуй! И никаких тебе солдатских портянок с дедовщинами!
— На первых порах так и есть, а потом, когда ты командир, то этого не избежать. Портянки, столовая, казарма, дисциплина становятся частью твоей жизни. Слава Богу, авиация не страдает болезнью века — дедовщиной!
— Куда уж тут пробиться этой пакости — на одного солдата приходится десять офицеров!
— У семи нянек — дитя без глазу, — мимоходом вставила Елена Сергеевна, и все рассмеялись.
Неделя в Минске пролетела мгновенно. Из «культурной программы» запомнился поход в Большой театр. Посмотрели «Аиду». Понравилось даже детям. Они сидели, замерев с широко раскрытыми глазами, казалось, хотели запечатлеть на всю жизнь увиденное. Сначала, как всегда бывает в театрах, первые минуты ушли на оглядывание публики, рассеянный взгляд на сцену, неверие в происходящее там, потом все становится на свои места: публика уходит в тень, а на первый план выдвигается действие. Еще мгновение — и зритель становится не наблюдателем, а участником событий. Ему хочется справедливости, хочется наказать коварных злодеев и спасти любовь Аиды и Радомеса… Прекрасные голоса артистов усиливают представление.
На вопрос Елены Сергеевны, понравилась ли детям опера, Валя сказал, что понравилась, а Леночка отмолчалась, она не хотела упрощать великое произведение, опускаясь до одного слова в оценке, а выразить полно свои ощущения она еще не знала как.