Мальчик из контейнера

— В Москве вы, наверное, не ходите в театр? — посмотрела Елена Сергеевна на невестку так, что прочесть упрек было простым делом.

— Не получается, — ответила Кира, пряча глаза. — То одно, то другое. Да и добираться из Люберец до театра, а потом поздним вечером домой… Детям в школу, уроки, Саше на службу чуть свет, мне на работу…

— Понятно. Искусство подождет. Двести лет живут «Аида», Отелло», «Паяцы» и жить будут еще столько же, так что нам спешить некуда, — поджав губы, высказалась Елена Сергеевна.

— Вернется Саша, ему дадут отпуск, и мы тогда все театры и музеи проштудируем по списку! — заверила свекровь Кира.

Прощание проходило по известной схеме: наказы старших, обещания младших.

— Сынок, — умоляюще смотрела мать на сына, — ты там будь поосторожней. Не лезь на рожон. Поостерегись. У тебя дети еще малые, кому они будут нужны?

Эти слова обидели Киру.

— Как — кому? Я от них откажусь, что ли? Что вы такое, мама, говорите? — тряхнув головой, сказала она.

— Не обижайся, — поспешил успокоить невестку Валентин Михайлович. — Все мамы одинаковые. И ты такой же будешь! — Улыбнувшись, продолжил: — Помню свою маму. Приехал в первый курсантский отпуск, мама тут же: «Не страшно летать? Не опасно? А если…», и просит высоко не летать, как-нибудь потише, помедленней, пониже. Конечно же, я пообещал ей высоко и быстро не летать. — Посмотрев на сына, сказал:

— Послушай и мой отцовский наказ. Я недавно перечитал «Войну и мир»…

— Отец, неужели ты будешь нам пересказывать всю книгу? — с испугом спросила Елена Сергеевна.

— Боже упаси! — поднял руки Валентин Михайлович. — Хотя и не мешало бы. Стоящая книга. Скала. Будучи школьником, я должен был ее прочитать. Каюсь, не прочитал. Полистал, чтобы иметь представление — и все! Теперь, от нечего делать, восполняю пробел — читаю всех классиков, и они совсем по-другому воспринимаются, чем раньше. Их надо читать, имея хотя бы маленький багаж мудрости. Меня тронули строки, где князь Болконский, отправляя сына на войну, дает ему наказ: «Князь Андрей, знай же, коли убьют тебя, мне будет больно знать это, еще больней и горше будет, если ты поступишься честью!» «Вы бы могли и не говорить мне это», — ответил сын. Не совсем точно, но смысл я передал. Повторю и я наказ старого князя: Сын мой, Александр, береги честь имени, семьи, отчизны! Мой дед в отряде Каландаришвили сражался с бандами колчаковцев, мой отец погиб в окопах под Москвой, да и я, верный Присяге, капитаном, во главе отряда, защищая честь и славу России, помогал в борьбе нашим идейным братьям Йемена. В песках стоял наш отряд из десяти самолетов, без средств обслуживания, без карт летали мы на боевые задания. И ни один не дрогнул, не струсил, не заскулил. Летчики, техники были на высоте! Я удивлялся и гордился ими, считал своим долгом быть им примером. Надеюсь, и ты продолжишь славить фамилию Любимовых. Во всяком случае, не опозоришь мои седины.

— Вы могли бы и не говорить мне это, — улыбаясь, ответил сын.

Слова наставления отца, глуховатый его голос, еще долго витали в замкнутом пространстве, никто не решался нарушить тишину. Покашляв, Валентин Михайлович заговорил, но уже не таким торжественным слогом, а простым:

— Мама права, не надо нам ненужного геройства, береги себя. Жена и дети — святое в жизни настоящего мужчины. Помни это. Ты им нужен, постарайся сберечь себя.

— Не оставит нас Бог! — непривычно серьезным тоном отозвался сын.

Раздался звонок телефона, Елена Сергеевна взяла трубку.

— Такси: «рено» серого цвета, номер 6471 будет через пять минут, — повторила она слова диспетчера.

Прощаясь у такси, Александр заметил, как сильно изменились его «старики». Отец неуверенно держался на ногах, его в последнее время мучило головокружение; мама собрала у глаз горестные морщинки, и у рта они стали в одно мгновение глубже. Ободряюще тряхнув головой, Александр обнял первым отца, потом мать.

— Не переживайте, все будет хорошо, — сказал он, улыбаясь. Эту улыбку запомнили родители на всю свою жизнь. Маленький Саша, звонко смеющийся над проделками Волка из мультика «Ну, погоди!» и взрослый Саша у такси с милой, доброй улыбкой — их единственный сын, надежда и опора в жизни.

В поезде Александр был мрачен. Часами стоял у окна в коридоре, и смотрел на все, что пробегало то быстро, то медленно. На станциях нет того многолюдья, которое было в пору его детства, когда они всей семьей ездили к бабушке в Саратов. Веселые были времена. На перроне покупали у хозяек горячую картошку и грузди, вяленую рыбу, соленые помидоры и огурцы. Потом, смакуя, ели в купе на столике, застелив его газетой и полотенцем. Саше эта еда не очень нравилась, а родители прямо-таки млели от удовольствия. Сейчас ничего похожего. Киоски с мороженым, водой, напитками, сигаретами. А так бы хорошо поесть душистой картошечки с хрустящими груздочками! И люди какие-то неприветливые, неулыбчивые. Больно уж с серьезными лицами, какие бывают у государственных деятелей во время решения ответственных задач.