— Конструктор сделал свой самолет таким, что можно легко им управлять одним пальчиком, — прищурив хитро глаза, говорил он Коле, когда тот пытался «совратить» его на дополнительные занятия в спортзале. — Зачем же мне гробить свое здоровье понапрасну. Сердце и так тонны крови перекачивает, а я ему еще и свинью должен подложить! Нет уж, дурных нема!
А когда Коля уж очень донимал его, то Сашка приводил последний, как он считал, убедительный козырь.
— Пойми ты, садовая голова, — выговаривал с возмущением он другу, — если бы от спорта была хоть какая польза, то у каждого еврея в квартире было бы по два турника, брусья и кольца! Понял? А у него и килограммовых гантелей не водится! Теперь убедил?
— Но они же и не летают? — защищал идею спорта Коля.
— И правильно делают. «Летай иль ползай, конец известен: все в землю ляжем, все прахом будет!» Помнишь это? Так зачем ускорять события?
— Этими словами Горький подчеркивал бедность духа обывателя, а ты его слова сюда присобачил. Ищи что-нибудь другое.
— Другое? — задумался Сашка. — Можно и другое. «Безумству храбрых поем мы песню!»
— Можешь ведь что-то и хорошее придумать! — похвалил Коля друга.
— Безумство храбрых ты считаешь хорошим?
— Не я, а Горький. А он вне всяких подозрений! — отрапортовал Коля, уверенный в своих словах, но не убеждениях.
— Поменьше бы нам безумных храбрых, глядишь, войны бы выигрывали с меньшими потерями, да и в мирное время умные не меньше нужны. Только умные на задворках, а храбрые дураки в лидерах? Почему?
— Ты кого имеешь в виду? — вместо ответа спросил Коля.
— Не нашего же Наянова! Сам не можешь догадаться? — почти выкрикнул Сашка.
— При чем тут Наянов? — не понимал Коля.
— Дурак из дураков, но выше нас, то есть длиннее, на голову, и он нами командует. Отделением целым! — Сашка выставил указательный палец. — А каким дураком надо быть, чтобы управлять дивизией, армией, государством?!
— Слушай, от тебя у меня голова кругом! У тебя все вверх тормашками!
— Не у меня, а в государстве! — уточнил Сашка. — И не в одном отдельно взятом государстве, а во всех вместе!
— Везде дураки правят умными? — ехидно улыбался Коля, глядя в упор на Сашку.
— Не везде, — поправился тот. — В племенах каннибалов правит самый сильный, прожорливый. Умных ему поджаривают на вертеле его многочисленные приближенные, рассчитывающие на косточку с барского стола. Вот почему у них мало умных и много сильных и зубастых.
— А у нас почему мало умных и много дураков? Их же никто не зажаривает на вертеле?
— Умных у нас не меньше, чем дураков, но им лучше прикинуться дураками — проблем меньше, а выгоды больше.
— Какая выгода от того, что тебя считают дураком? — пожал плечами Коля.
— Умный заморачивает голову дураку-начальнику, тот верит ему, а этот ловит свою выгоду. Он же умный, только не начальник. Понял?
— Ничего не понял, — скривив губы, признался Коля. — Если дурак пробивной человек, как ты говоришь, то почему бы умному начальнику не использовать дурака в качестве стенобитного бревна, не допуская его до большой должности, где можно навредить?
Немного помедлив, Сашка ответил:
— Дураки помогают друг другу, их много на вершине власти, — вот почему. Это первое. Второе. Дураки специализируются на методах и способах завоевания власти и удержания ее. Умный — всего лишь умный. Его легко обвести вокруг пальца, он всему верит и знает, что все люди должны быть честными, правдивыми, высоконравственными, как он сам. А люди-то все разные! — выкрикнул Сашка, как если бы он только что открыл закон всемирного тяготения.
— Ничего не понял из твоей теории про дураков, — чистосердечно признался Коля и встал, чтобы уйти к своей тумбочке с табуретом образца 1939 года. Сверхживучим и незаменимым.
— Поздравляю! Быть тебе генералом! — подвел итог беседы Сашка.
— Сам дурак! — не остался в долгу и Коля.
На входе в казарму Коля столкнулся нос к носу с командиром отделения младшим сержантом Наяновым.
— Курсант Шевченко! — остановился Наянов перед Колей. — Передайте всем через пять минут строиться в коридоре! Коптеру тоже скажите, а то он как этот… — Наянов махнул рукой и пошел дальше о чем-то рассуждая вслух.
Коля долго смотрел вслед Наянову, тоже о чем-то думая.
Лето в южной России жаркое, душное, хочется спрятаться в прохладу, а ее нигде нет. В окрестности Армавира много глинобитных избушек, построенных лет сто назад. Маленькие дворики заполнены виноградом, грушами, яблонями и в изобилии абрикосами. Ветки абрикосов свисают через изгородь, плоды падают на дорогу, на тротуар, их никто не собирает даже на корм животным. В городе кирпичные и панельные здания так нагреваются солнцем за день, что и к утру не остывают. Душно! Нестерпимо душно! С непривычки особенно. А для тех, кто родился в местах, где «десять месяцев зима, а остальное лето», и того хуже.
— У нас лето жаркое, — говорит в курилке иркутянин Копылов, утирая раскрасневшееся потное лицо влажным носовым платком, — особенно когда потянет с пустынь Монголии, но не такое. Там дышать можно, тут же дышать нечем.