Мальчик из контейнера

— Просился куда-нибудь поближе к цивилизации. Говорит, вся жизнь прошла среди елок, хотелось бы остаток посвятить служению в местах «не столь отдаленных», да и детишкам бы что-то интересное показать, в какой-нибудь престижный институт пристроить, а то все лес, снег, елки.

— Помог? — Николай испытующе посмотрел на друга.

— Помог. Служит теперь у меня под боком. В Московском округе.

— Правильно. Надо помогать друг другу — кто еще поможет. Однако пора и нам вздремнуть.

На всякий случай готовили группу из семи человек. Парни молодые, толковые, дерзкие, улыбчивые. Глядя на них, Александр задумывался, какая судьба им уготована? Война — штука серьезная, редко когда вызывает радость. Радость, когда тебя сбили, но ты жив, тебя вовремя подобрала служба спасения; радость, когда ты сбит, тебе раздробило ноги, но ты в своем госпитале; радость, когда пришло письмо от жены, в конверте рисунок сынишки — папа-летчик сидит в кабине самолета, и корявыми печатными буквами текст: «Папа, мы тебя любим, прилетай скорей!» Радость по минимуму.

Командиром звена определили капитана Метлицкого, того самого русоголового симпатичного паренька, который выступал на собрании офицеров с критикой в адрес руководства всех ВВС. Полетные задания он выполнял с высокой оценкой. Слетав с ним в пилотажную зону на «спарке», Александр отметил чрезвычайную, прямо-таки ювелирную работу пилота; параметры задания выдержаны с точностью до миллиметра, до секунды. Это не очень ему понравилось.

— Капитан, — начал у самолета Любимов убийственный разбор полета, — если принять полет за балет, за шоу, то у меня слов восхищения рюкзак! А если оценивать с позиции боевого полета, то не выше тройки. Нет совершенно индивидуальности! Один академизм, хорошо просчитываемый противником. Такой номер нам не подходит! Думай над каждым элементом полетного задания, чтобы он был в диковинку противнику. Где-то перейти на бреющий, где-то надо заложить такой вираж, чтобы ракета, идущая тебе в хвост, удивилась и проскочила мимо. Чтобы средства ПВО боялись тебя, а не ты их. Подумай на досуге, обозначь на бумаге, на карте, покажи мне, командиру полка все варианты, вместе обсудим и испытаем. Скажу на будущее: быть настоящим пилотом — быть вечным творцом! Твори, дерзай! Понял? Задание: на карте смоделируй полет с преодолением средств ПВО, воздушный бой с предполагаемыми самолетами противника, к примеру: F-15, F-16 и, конечно же, всех пугающий F-22 — «Раптор». Где и как тебе выиграть поединок, докажи пока на бумаге, а потом проверим в воздухе. Времени тебе на это три дня!

Метлицкий принес свои разработки через день, Александр не стал смотреть схемы.

— Тебе, капитан, было отпущено трое суток. Вот через трое суток и приходи. Лишнее, как тебе показалось, время используй на шлифовку своего задания, — сказал он Метлицкому, тайно рассчитывающему на похвалу высокого начальства. — Возьми за основу асов Покрышкина, Кожедуба, Сафонова. Кроме того, что они летчики от Бога, они еще и творцы. Покрышкин между боевыми вылетами разрабатывал различные схемы полетов, которые подсказывали ему воздушные бои с немецкими тузами; он первый использовал в распутицу бетонные дороги Германии в качестве взлетной полосы. Иван Кожедуб удачно использовал в полете на перегрузках свое завидное здоровье. Фигуры его пилотажа не укладывались ни в какие известные за все время существования авиации формулы. Они были безобразны, уродливы, корявы. Противник, видевший, что его цель входит в левый вираж, давал нужное упреждение, нажимал гашетку стрельбы, а самолет Кожедуба оставался цел и невредим, потому что невообразимой каракатицей уходил от пулеметной очереди совсем в другую сторону. А Сафонов! Я думаю, это был самый что ни на есть Ас! С большой буквы! Но он еще был и конструктором! Инженерам и техникам с ним не было скучно. То одно, то другое требовал доработать, изменить, приспособить. Будучи командиром полка, с инженером по вооружению переделывали схему электропитания стрелкового вооружения — все пулеметы и пушку запитали на одну кнопку. Увеличили мощь огня. На маленьком, игрушечном «Ишачке» он навалял столько продвинутых «Мессеров», «Хейнкелей» и прочей хваленной техники «Люфтваффе», что те только диву давались. «Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин! Кожедуб! Сафонов!» — Вот так надо жить и воевать, вот таким надо быть любопытным и напористым! Понял? Хорошо. Вот теперь все!

Метлицкий, придя домой, против обыкновения, молча скрылся в комнате, плотно прикрыв за собой дверь. Это удивило и насторожило его жену. Убрав посуду со стола, вошла в комнату, где спал уже пятилетний Егор Юрьевич, попросту — Егорушка. Посидела около сынишки, видевшего свои, веселые и счастливые сны, посмотрела на его маленькие ручки, поправила сползшее в ноги одеяльце, вздохнула и вышла. Остановилась у двери, за которой скрылся супруг. Желание войти чередовалось с желанием не заходить. Необычное поведение мужа, его нахмуренные брови прямо-таки заставляли перешагнуть заветную черту и без всякого вступления требовали конкретного ответа на вопрос: «Что случилось?»