Мальчик, которого стерли

В ее голосе был вызов: действительно дотянем или найдем в этом срыве подходящий предлог не дотянуть? Я пропустил его мимо ушей. Слишком очевидно: сын и жена проповедника застряли на обочине, машины прихожан проносятся мимо нас к церкви, притормаживая, чтобы спасти положение. Смертельная опасность, скажут люди. Сатана пытается преградить нам путь. И мы с мамой сидели бы, зная, что мы и есть Сатана в истории нашего отца, что, может быть, им-то мы всегда и были.

— Бензина маловато, — сказал я, уже открывая дверь. — Я заправлю.

Мама нажала кнопку, открывая резервуар.

— Весь в отца.

Она имела в виду, что ни отец, ни я не были склонны к риску, имея дело с машинами, потому что так долго работали в дилерском центре. Имела в виду, что этот риск не был для нас значительным. Но правда была в том, что на самом деле я не был в этом отношении похож на отца. Мне еще предстояло пройти через все те риски, что прошел он в моем возрасте. В девятнадцать лет он уже был женат на моей матери и возглавил семейный хлопкозавод, поменяв всю траекторию своей жизни. Теперь, на середине шестого десятка, он снова собирался все изменить. Время на то, чтобы стать похожим на отца, все уходило от меня. Мне еще только предстояло совершить прыжок в гетеросексуальную жизнь, сотворить чудеса своими руками, создать что-нибудь стабильное.

Я скользнул шлангом в резервуар, нажал на курок. Я всегда наслаждался потоком бензина под моей ладонью, сознанием, что такое простое действие может позволить нам отправиться в такой долгий путь. Миф о прогрессе, о бесконечно длящемся снабжении — я, как мои преподаватели, все еще цеплялся за него. Я читал каждый день достаточно статей, чтобы знать, что президент Буш постоянно говорил стране, как важно черпать из собственных резервов нефти, уменьшить зависимость от импорта. И почему бы вере не действовать таким же образом? Разве не могла любовь Бога вернуться ко мне во всем своем избытке, если я просто искал бы ее в правильных местах? Разве не мог я все еще исцелиться, если бы копнул достаточно глубоко, забрался достаточно далеко под маску, к источнику своего гетеросексуального «я»? Или я уже слишком запятнал себя, когда вбил номер Марка в свой телефон, укрывая неприятеля в своем кармане? Сделай меня чистым, молился я, галлоны неосвинцованного бензина проносились между кончиками моих пальцев, вскоре им предстояло обратиться в нечто полезное. Пожалуйста, помоги мне быть чистым. Пожалуйстапомогимнебытьчистым.

* * *

Его Жена. Его Сын. Было время, когда казалось, что мы с мамой затерялись в том изобилии смыслов, которые стал олицетворять собой мой отец для окружающих людей. Мы не могли винить его за это, но все же он не сделал ничего, что этому бы помешало. Может быть, он даже не знал, что это происходило. Для него это было естественно и, наверное, естественно для нас, ведь Библия постоянно советовала меньшим членам семьи стоять за спиной главы семейства, поддерживать систему верований отца.

Но разве не случались времена, когда отец подталкивал меня стать самим собой? Разве он не знал, как никто другой, насколько важен личный характер? Его отец, пьяница, привел его к Богу, научил его, как важна церковь, тем, что все время избивал его, а также его братьев и сестер, когда бывал не в духе. Статистически мой отец должен был превратиться в такого же злостного пьяницу, как мой дед; но он, наоборот, восстал против этой детской травмы и принял более радикальную веру, стал фундаменталистом. Согласно понятиям «Любви в действии», это мой отец должен был стать геем, а не я, ведь это он перенес такие травмы, а мое собственное детство было относительно мирным. Согласно понятиям «Любви в действии», жизнь моего отца не имела смысла.

* * *

Я скользнул обратно на сиденье, стащил с ног мокасины и поставил ступни в черных носках на холодный воздуховод, кончики пальцев сразу же будто погрузились в холодную воду. Узкая полоса солнца жгла лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила мама. Ее руки твердо лежали на руле в положении «десять и два». Эта бдительность, эта склонность никогда не рисковать без нужды.

— Хорошо.

Все мы притворяемся.

— Мы можем снова остановиться, если тебе нужно.

— Все в порядке.

Просто кто-то из нас сознает это сильнее.

Молчание. Большой палец ноги то открывает, то закрывает воздуховод. С номером Марка в кармане я вдруг осознал: то, что я думал, было верно. Хранить секрет, лгать своим умолчанием — из-за этого было проще увидеть всю остальную ложь. Опытный лжец разбирается не только в собственной лжи, но и в чужой. Значит, вот почему преподаватели ЛВД так старались бросать вызов своим пациентам, выманивая их на откровенность? Вот почему Смид и белобрысый не доверяли мне полностью?

— Есть хочешь?

— Нет.

Я могу рассказать тебе обо всем этом позже, после церемонии. Я только выжидаю подходящий момент.

— Уверен?

— А ты голодна?

Но я боюсь, что ты испытаешь отвращение ко мне. Боюсь, что тебя снова вырвет, прямо здесь, в машине.

— Немного.