Кит не нужно было принюхиваться, чтобы ощутить эту малоприятную смесь детского пота, грязной одежды, крабов и тухлого сыра, к которой добавлялся запах, какой, бывает, исходит от детей, считающих себя уже достаточно большими, чтобы самостоятельно посещать туалет, но ещё не научившихся правильно пользоваться туалетной бумагой. Обычно от Тасса, который любил плескаться в ванной со своими корабликами и знал толк в разных сортах пены, пахло по-другому: детским гелем «Спайдермен», или «Фрутеллой», или «Мамбой», ну, а если ему удавалось безнаказанно похозяйничать на кухне — то сушёным жареным луком, чипсами с паприкой и копчёной колбасой.
Кит испугалась — нет, не вони, после всего, что было с Росом, её не смущал запах и вид человеческого дерьма и рвоты. Её испугало то, что она ничего не заметила.
— Ты что, перестал мыться?
— Мне нельзя, я не могу, — сказал Тассили и принялся чесать макушку.
Кит схватила его за худое запястье и отвела руку мальчика в сторону от головы.
— Почему нет? Очередная дурацкая прививка, которую нельзя мочить?
Впрочем, тогда она должна была бы подписать информационное согласие. Хотя Тасс мог подсунуть бумажку о какой-нибудь реакции Манту в такой момент, когда Кит было совершенно не до него, и она бы поставила свою подпись не глядя даже на разрешении взрывать петарды в гостиной.
Кит заглянула в глаза брату и поняла, что здесь что-то другое и что длится оно довольно долго.
— Почему, Тасс?
— Их нельзя смывать. Он дал их мне.
— Что? Кто?
— Волшебные защитные обнимашки. Если их смыть, они уже не действуют. Они разрушают проклятие замка Рослин.
— О небо! — взвыла Кит, начиная понимать. — Кто дал их тебе?
— Рос.
— Когда?
— В последний день.
— Тебе же запретили!
— Да, но я всё равно просочился.
— Ты просочился, конечно! — воскликнула Кит. — Ты что, с того дня не мылся?
Со дня похорон прошла неделя.
Кит закрыла лицо руками. Неделя! Для неё она пролетела в какой-то смутной гонке, состоящей из чистки труб, ремонта сливного бачка на втором этаже и кухонного измельчителя мусора. Тасс чуть не сжёг лестницу, а потом явился домой, таща на верёвочке дохлую крысу. Вроде бы всё шло как обычно. Отец незаметно собрался и уехал в командировку в Техас. Она не могла писать и всю неделю читала «Потаённое окно, потаённый сад» Стивена Кинга. Тоже хотелось кого-нибудь убить.
Тасс уткнулся сестре под мышку и горячо зашептал:
— Это проклятие замка Рослин! Сначала мама ушла, потом Рос. Папа тоже не с нами, он как будто растворяется. Если и ты уйдёшь, кто у меня останется?
Кит взяла узкие ладони брата в свои руки. Тассовы ладошки были липкими и грязными, со старыми и свежими царапинами.
— Послушай меня внимательно, Тассили, — Кит говорила медленно, чтобы прибавить веса каждому слову. — Я тебя не брошу.
— Ты можешь мне это обещать? — спросил мальчик, заглядывая сестре в глаза. И, покачав головой, ответил сам. — Нет, Кит, не можешь.
— Не могу, — согласилась Кит. — Но я обещаю, что не сбегу.
Она чуть не прибавила «как мама», но вовремя остановилась.
— И не уйду, пока не пойму, что ты уже не малыш и можешь сам о себе позаботиться. Конечно, всякое может случиться. Иногда происходит что-то, что отменяет наши обещания.
— Например, падает огненная гора, — подсказал Тасс.
— Хотя бы так, — подхватила Кит. — Или проклятый кендер доводит тебя до бешенства, и ты покупаешь билет на самолёт до Анкориджа, чтобы хоть немного побыть среди нормальных людей.
— Ты думаешь, в Анкоридже живут нормальные люди? — усомнился Тасс.
— Не знаю, — ответила Кит, считавшая, что нормальные люди выбирают места потеплее. — Но одно скажу точно: если ты не начнёшь мыться, я от тебя не отстану.
Тасс снова посерьёзнел.
— Но это же волшебные защитные обнимашки Роса. Последние!
— Ты же знаешь, Тасс, что не это разрушает проклятие. Рос ведь рассказал тебе о семечке кардамона, я знаю.
Тасс не стал возражать.
Кит молчала, снова разглаживая полы халата и теребя полуоторванный лоскут, потом сказала:
— Кроме того, то, что дал тебе Рос, всегда будет с тобою, пока стучит сердце. Потому что именно там оно и хранится.
Тасс прижал ладонь к груди, чтобы ощутить стук.
— Да, оно там Кит. Вот послушай, — Тасс взял руку старшей сестры и приложил к тому месту, где под слоем грязи на футболке прятался акулий глаз. — Слышишь — ширак, ширак, ширак?
Оба сидели как заворожённые. Потом лицо Тасса просияло, и он воскликнул, лукаво улыбаясь:
— Знаешь, Кит, я прострелил ему из лука носок кроссовки! Точно в цель попал — пальцы не задел, зато напугал до смерти!
Кит тяжело вздохнула.
— Кого, Тасс?
— А нечего было обзываться! Он и тебя обзывал — вот и получил!
Кит не выдержала:
— Да кто, дверная ты ручка?!
— Скользкий Хобмайер.
— Ну, этот нестрашный — так, слизняк. Но, чур, больше никакой стрельбы из лука по людям.
— Ладно. А не по людям? А по тем, кто хуже?
— А что, есть и похуже? — Кит сразу вспомнилась недавняя стычка с мальчишкой-переростком.
— Да, есть и похуже. Например, Патерсон. Та ещё зараза. Сволочь и козёл. Мы зовём его Мегапрыщ.
— Кажется, я его знаю. У него ещё майка с гербом Рамси?
— Точно!
Кит снова стала серьёзной.