Следующим, что зафиксировал мозг бродяги, было вторжение в кучу листьев чего-то упругого, крепкого, костлявого и прыгучего, в конце концов оказавшегося десятилеткой с блестящими от любопытства глазами, раскрасневшимися щеками и волосами, торчащими во все стороны. Вэл не любил и опасался мальчишек, но он также хорошо их знал. И он готов был поклясться, что этот доставала, родившийся с шилом в заднице, никуда не уйдёт, пока не получит ответа на все свои вопросы.
***
Наверное, Вэл рванул бы когти, как только любопытный пацан свалил бы домой ужинать, или смотреть телек, или гамать, или листать комиксы, или что они ещё там делают в своих отдельных комнатках на втором этаже с кроватью в виде гоночного автомобиля, постельным бельём с изображением супермена и постерами с человеком-пауком на стенах. Но планы Вэла столкнулись с двумя почти непреодолимыми препятствиями. Во-первых, пацан с дурацким именем Тасс (конечно, родителям теперь позволено называть своих отпрысков как заблагорассудится, и ни церковь, ни общество, ни Конституция им не помеха — Вэл встречал во время своих путешествий и юного Люцифера, и Чубаку, и Бигбанга, и Сингулярия), короче, этот Тасс, это шило в заднице, никуда не собирался уходить и не успокоился, пока не построил своему новому знакомому шалаш над ворохом кленовой листвы и не взял с него обещания быть на этом самом месте завтра утром, причём Вэлу пришлось поклясться собственной шкурой.
Во-вторых, и это было намного хуже доставучего мальчишки, Вэл почувствовал, как застарелый артрит скручивает коленки — сначала левую, потом правую. Не надо было всё-таки спать на голой земле, пусть и согретой ласковым октябрьским солнышком! По просьбе бродяги Тасс притащил с ближайшей помойки несколько картонных коробок, которые послужили отличным дополнением к шалашу и сухим листьям. Вэл развёл костерок и подогрел найденные маленьким пронырой на той же помойке две банки бобов с «chorizo», предварительно вскрыв их складным ножом и тщательно исследовав содержимое, не протухло ли оно. Пока они ели, используя нож и срезанные тут же веточки (мальчишка явно был голоден и наворачивал с большим аппетитом), Вэл пытался расспросить своего нового друга, но получал такие ответы, что никак не мог, особенно без доброго глотка «Дикой индейки», сообразить, откуда и почему это чудо свалилось ему на голову и собирается ли с неё когда-нибудь слезть.
— Послушай, пацан, тебя мамка не хватится?
— Меня Тасс зовут. Не-а, не хватится. Она давно сбежала.
— От тебя что ли?
— Нет, от Роса.
— Это ещё кто такой?
Тасс не ответил, но громко засопел, стараясь раздвоенной веточкой подцепить со дня банки кусок «chorizo», выглядевший как колбаска, увенчанная куском сала. Вэл зашёл с другой стороны.
— А ты дома поужинать не хочешь, Тасс?
— Не-а, дома еды пока нет.
— Как это — пока?
— Пока Кит домой не придёт.
— Кто это — Кит?
— Кит — моя сестра.
— Сеструха значит. Старшая?
— Угу.
— Вы вдвоём живёте?
— Ну да. Ещё папа есть, но его как бы нет.
— Что, тоже сбежал?
— Он сбежал от реальности, так Кит говорит.
Вэл в задумчивости громко поскрёб подбородок. До смерти тянуло выпить.
— Слушай, как тебя, Тасс, ты не хочешь сбегать домой посмотреть телек или за компьютером посидеть?
— Не-а, — протянул мальчишка, подкидывая в костёр ветки, отодранные от заваленного недавно лихим наездником на квадроцикле молодого клёна, — телека у нас нет.
Вэл закашлялся, пытаясь своими нелепыми ручищами отогнать едкий дым.
— А комп есть? Или вы совсем как амиши живёте?
— Комп есть, но Кит убьёт, если к нему подойти. Так и говорит «чтоб ты даже не дышал рядом». Она на нём свои романы пишет.
Беседа продолжалась в том же духе, пока не начали сгущаться сумерки и Тасс, хлопнув себя по лбу, не заявил, что теперь Кит точно его прикончит и поэтому ему срочно нужно бежать домой.
«Вали, парень, к своей сеструхе, надеюсь, она надерёт тебе задницу, так что ты сидеть не сможешь и завтра не припрёшься сюда», — почти умиротворённо думал Вэл, полулёжа у костерка на прогревшейся земле и смакуя «Дикую индейку».
***
Следующий день был воскресеньем, и на поляну по соседству с шалашом Вэла припёрлись ликующие святые.
Они спели «При реках Вавилонских» и «Мы на границе Ханаана», а затем углубились в изучение Книги пророка Иезекииля. Вэл этим утром благодушествовал и был расположен к религиозному общению. Так что, когда одна старушка с жаром рассуждала на тему странного поста древнего святого, Вэл, уже давно стоявший опершись на ствол могучего клёна вблизи поляны, счёл возможным встрять в беседу.
— Как же это было, всё пытаюсь понять, — не унималась женщина, — триста девяносто дней на одном боку, на одном месте, и не у себя дома, а на площади, и еду готовить на навозе. Как же ты выглядеть, да и пахнуть будешь? Вы можете мне сказать?
Поражённые верующие молчали, и тогда Вэл, подойдя ближе своей особой походкой, как бы ввинчиваясь при каждом шаге в землю, сказал:
— Я могу, мэм.
Ликующие святые отодвинулись, освобождая Вэлу место на бревне, а тот продолжал: