Мальчик, который нарисовал Освенцим

Очарованные первым впечатлением от лагеря, мы зашагали навстречу неизвестности. И лишь когда мы переступили его границы, полная картина жестокой участи заключенных, со всеми страданиями и бесчеловечностью, явила себя во всей красе.

Глава 7 Школа каменщиков

В начале августа 1943 года группа испуганных, но горящих надеждой подростков забралась по лестнице седьмого блока. Возглавляли наш небольшой отряд мы с Гертом. Нас выбрали в качестве представителей, поскольку мы свободно говорили по-немецки и обладали приятными городскими манерами. Следом шагали Салли и Джонатан. За нами на небольшом расстоянии следовали издерганные поляки и русские.

Мы очень боялись, так как отлично понимали, что у нас в арсенале нет ничего, кроме возможности произвести положительное впечатление, и с этими мыслями мы поднялись на чердак. Молодые узники, разбившись на группы, стояли или сидели в окружении баков с раствором и гор влажных красных кирпичей со стесанными углами. Кто-то выкладывал перевязки, строил стены, а затем разбирал их и осторожно соскабливал раствор обратно в баки. Один из инструкторов раскрывал секреты возведения арок, а другой показывал, как правильно штукатурить. Это была Maurerschule – школа каменщиков Освенцима.

Персонал блока и учителя встретили нас на удивление тепло и записали наши данные. Кем бы они ни были по национальности, они очень старались проявить свои лучшие качества. Старшего по блоку, которому и предстояло решить нашу судьбу, на месте не оказалось.

– Все зависит от него. Так что постарайтесь выглядеть опрятно и дисциплинированно, – посоветовали нам. – Он страшно придирчивый и взбалмошный. Если ему кто-то не нравится, то он может быть очень грубым, а на тех, кто его чем-то заденет, он обрушивает ярость и жестокость, от которых нет спасения. Его холодная решимость подобна обоюдоострому мечу, который защищает вверенных ему подростков от враждебных происков эсэсовцев с тем же бесстрашием, с каким косит противников. Будьте осторожны.

Когда объявили о том, что он пришел, мы сняли шапки и выстроились в ряд по стойке смирно. Походкой моряка, которого отпустили в увольнение, в помещение вошел узник; на нем была выцветшая, но тщательно отглаженная форма, а штанины расширялись книзу. Это строгое угловатое лицо вполне могло принадлежать обычному немецкому рабочему. Треугольник на груди был красным, а рядом тысячный номер. С первого взгляда стало ясно, что перед нами политический противник нацистов, который провел в лагерях долгие годы, а пару лет назад был переведен в Освенцим. Теперь же он управлял приютом для детей – школой каменщиков. Ему было около сорока, и для 400 подростков, родившихся на просторах от Сибири до Франции, он был отцом и диктатором.

Он взглянул на нас, словно генерал на смотре войска. Подошел к украинцу, внимательно осмотрел его бритую голову, поскреб по ней пальцем и пробурчал:

– Немытое быдло.

Следующим был я. Я стоял во главе строя, и, разумеется, мои оттопыренные уши привлекли его внимание. Он оттянул их и заглянул внутрь. Я страшно испугался, что он там что-нибудь увидит и разозлится. Но мне даже польстило то, с каким выражением он посмотрел мне в глаза, потирая шею.

– В другой раз возьму вас морковку сажать, – проворчал он, прежде чем продолжить инспекцию.

Мы чувствовали себя низшими из низших.

Он расставил ноги, упер руки в боки и, посмотрев на нас, прорычал:

– Вольно, клопы. Вас приняли в школу каменщиков.

Затем он прошелся перед нами туда-сюда, хлопая широкими штанинами, и пристально посмотрел на каждого из нас.