Мальчик, который нарисовал Освенцим

Очевидно, эти женщины-бибельфоршеры были неспособны причинить вред даже своим злейшим врагам, а потому их поставили на такие ответственные должности, что наложенные на них ограничения обретали символический характер. Они были прикреплены к жилому сектору СС, расположенному за охраняемой территорией лагеря, жили там же, могли свободно передвигаться по округе, когда того требовали их обязанности, и больше напоминали рабынь, нежели узниц. Местное население привыкло к странной картине: в сельском магазине в очереди можно было встретить женщину в тюремной одежде. Узницы не вступали ни с кем в разговоры и не пытались бежать, поскольку держали клятву с поистине религиозным рвением.

Мы уважали бибельфоршеров в основном из чувства благодарности за помощь. Они заслуживали большего, потому что их отношение к жизни демонстрировало неподдельное мужество. Для них Бог не был небесным судией, который требовал священных войн и прощения грешников.

Мой самый верный друг, Бойкий Герт, работал на большой ферме близ села Райско. По утрам ему приходилось вставать раньше пяти и еще два часа пешком добираться до места. Он в поте лица трудился на полях, а потом, измученный и весь в мозолях, тащился обратно, часто возвращаясь в лагерь, когда вечерняя перекличка уже закончилась.

Но работа среди сочных помидоров и терпкого лука того стоила. По воскресеньям одинокая повозка, запряженная лошадьми и подозрительно загруженная цветами, подъезжала к входу в пятый блок[59]. Под горшками с зелеными растениями и охапками цветов лежали мешки с овощами – все, что фермерский отряд смог «организовать» за неделю.

Этот хитрый трюк превращал помещение, в котором жили работники фермы, в лавку зеленщика, обитатели которой обменивали овощи на куда более ценные куски хлеба. Начальство так никогда и не узнало про этот фокус, поскольку у охранников, которые специализировались на разоблачении контрабанды, по воскресениям был выходной.

Когда бы я ни пришел в гости к Бойкому Герту, у него всегда было для меня что-нибудь припасено: помидоры – настоящее объедение; иногда острый зубок чеснока, которым можно было натирать сухие хлебные корки, или даже луковица, которая вносила значительное разнообразие в недельный рацион.

Я ничего не мог предложить взамен, и поскольку продовольственный пакт Малого Берлина давно остался в прошлом, мне было неловко принимать его подарки. Щедрый Герт и сам остро нуждался в своем с таким трудом заработанном килограмме овощей, которыми он кормил свою семью. Герт наладил связь с отцом, жившим в Биркенау, а его брат пребывал в Моновице.

– Когда от родных нет вестей, ты либо опасаешься худшего, либо надеешься на чудо, – говорил он. – Затем, когда приходит известие из какого-нибудь лагеря о том, что они живы, ты радуешься. Но вскоре их положение ухудшается, и ты уже жалеешь, что вообще узнал об этом, и думаешь, что лучше бы было жить в страхе и неведении, чем знать все наверняка.

Глава 12 Ветеран

Лагерь менялся. Нацисты готовились к приезду еще одного миллиона рабов, состоящего из представителей всех «низших европейских» рас. Освенцим ждало стремительное расширение.

Были запланированы новые масштабные проекты. Нашему бригадиру даже удалось краем глаза заглянуть в чертежи. Жилой лагерь должен был расшириться в два раза, количество фабрик и заводов увеличиться в три, также в промышленной зоне предполагалась новая сеть железных и автомобильных дорог. Иначе говоря, вся территория между реками Висла и Сола превращалась в один гигантский концентрационный лагерь. Монстр для своих, скрывающийся под непримечательным тройным названием для остального мира.

На первом этапе была введена новая система управления. Наш лагерь был самым маленьким, но его еще можно было показывать иностранным делегациям, и именно с этого времени он назывался Аушвиц I. Лагеря в Биркенау стали именовать Аушвиц II. А Моновиц вместе с многочисленными сателлитами превратился в Аушвиц III.

Новые здания росли как грибы после дождя. Спрос на квалифицированных строителей был так высок, что даже тысяча бывших воспитанников школы каменщиков не могла его удовлетворить.

Меня отправили на объект под названием «новые конюшни». Мы трудились под палящим солнцем, и куртки, снимать которые нам было строго запрещено, совсем не облегчали жизнь. Усевшись под деревом, эсэсовцы лениво наблюдали за тем, как мы роем котлован и перевозим землю. Если предыдущий вечер удался на славу, то обычно злые охранники просто засыпали. Для самых смелых из нас это был сигнал к тому, чтобы перелезть через забор в соседний сад. Все, что привлекало в него птиц, пчел и червей, привлекало и нас. Ягоды, цветы и редис считались редкими и ценными трофеями.

Сад и прочая польская недвижимость, расположенная вблизи лагеря, теперь принадлежал семьям немецких офицеров. Наши скромные набеги, о которых никто не знал, вносили не только разнообразие в наш рацион, но и сумятицу в ряды эсэсовцев. Нацистский начальник возвращался домой к вытоптанным клумбам и обвинял во всем своих детей.